Сейф за картиной Коровина. Анна КнязеваЧитать онлайн книгу.
бы ни оказался тот «другой человек», она будет сдержанной и даже поздоровается с ним.
Дверь распахнулась немедленно, после первого же звонка. На пороге стояла невысокая женщина, коротко стриженная и не очень красивая. Мужская рубашка, заправленная в темно-синие брюки, пузырем вздувалась на ее спине.
Дайнека вежливо поздоровалась, заглядывая в темноту коридора. «Он» был дома. Меховая шапка, какие обычно носят зимой мужчины, лежала на стуле в прихожей.
– Знакомься, это Лариса, – сказала мама и замерла в ожидании ответа дочери.
– Очень приятно, меня зовут Людмила, – вежливо отозвалась Дайнека, назвав свое настоящее, такое же, как у мамы, имя (Дайнекой, или Дыней, ее, любя, называли близкие).
Втроем, они прошли на кухню, и Лариса засуетилась, согревая чай и накладывая варенье в вазочку. Мама накрывала на стол, а Дайнека вглядывалась в дверной проем, ожидая, когда придет человек, который разрушил ее жизнь.
Разговор за чаем не складывался. Лариса все время шутила, но никто не смеялся, а мама все больше терялась и наконец заплакала, прижав ладони к лицу.
Лариса резко встала, обронив:
– Думаю, вам надо поговорить.
И решительно направилась к выходу. Отняв руки от лица, мама с тревогой смотрела ей в спину.
– Подожди, ладно? Я провожу, – сказала она дочери и устремилась вслед за Ларисой в прихожую.
Лариса надела куртку и, протянув руку, взяла шапку, лежавшую на стуле. Она как-то по-особенному обняла маму и вышла, закрыв за собой дверь.
Дайнека ощутила, как под ней закачался пол этой ненавистной квартиры. Она почувствовала себя уничтоженной и одураченной одновременно. Теперь стало ясно, почему отец выразился так дипломатично. Тот другой никогда не выйдет из соседней комнаты.
«Другой человек» – это Лариса.
Их переезд в Москву тоже был бегством. Они с отцом бежали от своего одиночества и от прошлого, которое навсегда осталось в Красноярске. Спустя много лет Дайнека признала, что это было единственно верное решение, которое устраивало всех. В одном городе с мамой, пусть даже таком большом, как Красноярск, ей было трудно удержаться от того, чтобы не бегать к ее дому.
В чужом дворе под мамиными окнами Дайнека прожила целую жизнь, страдая от ревности и одиночества, но никогда больше не переступала порога ее квартиры. Много раз она тайком наблюдала за матерью. Иногда та проходила мимо вместе с Ларисой. Но чаще видела ее в окне, и было больно мириться с тем, что маме так хорошо в этих чужих стенах.
Однажды Дайнека столкнулась в этом дворе с отцом, который стоял за деревом и глядел в те же окна. Заметив ее, он растерялся. Потом крепко прижал к себе и прошептал:
– Милая моя… Мы уедем отсюда. Мы уедем…
Первый вопрос, который задали в московской школе: «Как там на Колыме?» – навсегда запомнился Дайнеке.
Не было ничего удивительного в том, что местные острословы знали о ее родине не больше, чем школьники из Нью-Йорка. Она быстро поняла, ей не обязательно