Четвертый бастион. Вячеслав ДемченкоЧитать онлайн книгу.
существенно повлиять на «рок событий».
7 марта Севастополь потерял адмирала Истомина, фактического после смерти Корнилова руководителя и вдохновителя обороны. Случайное… впрочем, насколько оно могло быть случайным, если жить в землянке на бастионе, не в пример прочим штабным? Французское ядро буквально обезглавило оборону, но следующим из славной плеяды Лазарева флагманское ее знамя подхватил легендарный адмирал Нахимов.
28 марта началась вторая бомбардировка Севастополя – событие даже количеством потерь (6000 стоящих в резерве войск) значимее иной армейской операции – но десять дней адского огня привели союзное командование к выводу совершенно неожиданному для Пальмерстона и Наполеона Третьего: штурм, намеченный под эту бомбардировку, придется отложить. Все, разрушенное днем, волшебным образом восстанавливалось за ночь.
Осадная война продолжалась с прежним упорством.
Горчаков так и не воспользовался временным перевесом русских войск.
Союзники ждали подкреплений и замены сдержанного Канробера – французского главнокомандующего – более горячным Пелисье (английский главнокомандующий лорд Раглан разумно самоустранился от командования, к тому же фельдмаршал, по памяти Наполеоновских войн, постоянно путал русского неприятеля с памятным «французом», чем раздражал последних необыкновенно)…
Союзники с завидной настойчивостью, но бесполезно, штурмовали IV бастион, пока вновь прибывший искусный французский инженер генерал Ньель не дал новое и более верное направление осадным работам – Малахов курган, оказавшийся и впрямь ключом обороны. И тут, поговаривают, не обошлось без шпионской интриги, а то и предательства.
Геройские защитники Севастополя, которых, по выражению современников, толкли как в ступке, жаждали решительного боя.
Таков был театр действий, и если дотошный читатель найдет некоторое временнóе смещение событий тактического порядка – пусть сочтет за художественный прием, к которому прибег, например, Франц Алексеевич Рубо, создавая свое бессмертное полотно «Штурм 6 июня 1855 года», где все события этого дня, да и не только, вовсе сведены в один миг.
Бомба взрыла батарейный бруствер, подняв фонтан больших и малых комков земли, запрокинув плетеные туры[3], и словно вдогон ей по земляной осыпи скатился пехотинец Томского полка с порванной наплечной перевязью. Съехав на животе наперегонки с шипящим чугунным шаром, пехотинец как раз перед бомбой и остановился все в том же лежачем положении, разинув рот и выпучив глаза, в которых отразился искристый огонек фитиля. Раскаленная смерть крутилась и шипела перед лицом перепуганного ребенка, почему-то украшенным сажевыми усами… и с палаческой издевкой оттягивала приговор, пока не дотлеет фитиль.
Но привести его в исполнение так и не успела. Заросший грязью сапог остановил вращение бомбы, и с привычной ловкостью чьи-то пальцы вывернули пробку фитиля. Помилованный
Большие плетеные корзины, заполненные землей или щебнем.