Последние сутки доктора Фауста. Мария Юрьевна ГуроваЧитать онлайн книгу.
за махрового, карикатурного жида. О, ну, наверно, это ни разу не странно, учитывая иудейское происхождение. Кстати, оба они – и ариец, и еврей – во мне могут быть одновременно красивы и уродливы. Опять же зависит от освещения и постановки задачи. Обычно я стараюсь следовать моде, аскеза – не моя стезя. Одно время я даже носил жемчужную серьгу в ухе, а сейчас у меня стильная татуировка во всю грудь. Обычно в новую эпоху я выбираю место, где лучше всего поселиться. Я кочевник по натуре. Но стоит сказать, везде, где меня не жалуют, я не приживаюсь. Скажем, в Советах мне не особо рады, как и протагонисту, поэтому я там от случая к случаю. Знаешь, мы, нечисть, сословие вежливое – без приглашения не заявляемся. Но натура у меня, конечно, мерзопакостная. Я таким задуман, как бы мне не было неприятно. Опять же может проявиться во всяком: от массового геноцида до мелкого жульничества. Но с уважаемыми людьми я стараюсь так себя не вести. Я все же дальновиден, и союз с гением или правителем мне ценнее, чем совершенное злодейство. Я крепну в людских умах, поступках и даже желаниях. Когда умрет последний из христиан, то и ада не останется, и меня не будет. Думать, что я – это всякое зло, меняющее форму, неверно. Каждый новый злой дух задуман по-своему и по-своему воплощен. Вот я такой, и это значит, что не могу легко принять форму бога Локи, Аластора, Ракшаса или мирового капитализма. Мы все схожи чертами, но разнимся в сути. Я, к слову, как и пешка, не хожу назад. Я существую в линейном времени и не могу скакать по эпохам, однако же, волен ворошить прошлое в памяти человека или целого народа. Я так зачинал многие войны и насаждал кровавые режимы.
Фауст слушал и с удивлением замечал, как Мефистофель переходил с саркастического тона, которым начал знакомство, на архаичное распевное повествование, иногда напоминающее белый стих. Казалось, еще немного и он сорвется на песню или театральную декламацию. В его речи одинаково уместно сочеталась современная стилистика Интернет-блогов и помпезные архаизмы. Мефистофель продолжал свой рассказ:
– Я, знаешь, не бессмертнее тебя. Я просто могу ощущать память о себе, и, ею питаясь, поддерживать свое существование.
– Возможно ли, и мне так продлить свою жизнь? – внезапно спросил Фауст.
– Смотря, что ты подразумеваешь, под подобным существованием?
– Я думаю, что все же бытие. Хоть какое-то. Сознание или ощущение… чего-то, – Фауст не смог найти подходящее определение.
– Не думаю. Ты шибко не расстраивайся, но тебя явно будут вспоминать пореже моего. А на таком топливе далеко не уедешь.
– Но у тебя есть сознание?
– Алло, Фауст, я – дух. Конечно, есть.
– То есть, «я мыслю, значит, существую» работает? – воодушевленно спросил Фауст. Он был полон надежд, что приближается к разгадке о жизни и смерти, хотя та по-прежнему ускользала.
– Да как бы тебе проще объяснить…
– Не скупись на подробности. Я тебе не напуганный прихожанин, чтобы меня щадить.
– И то верно, – согласился Мефистофель. – Вот смотри, оставил ты память о себе в виде культурного наследия, которое осмысляют