Уроки русского. Роковые силы. Вадим КожиновЧитать онлайн книгу.
здравый смысл начинает пробивать себе дорогу. Во всяком случае я недавно даже в «Новых известиях» читал заметку их парижского корреспондента, который комментирует книгу «о жертвах большевистского террора», вышедшую во Франции. Конечно, цифры называются большие, но уже совсем не такие, как раньше. И еще я заметил целый ряд подобных сообщений, самых разных по истокам, но которые сводятся все к тому же самому: цифры начинают убывать.
Вад. К. Нет, Виктор Стефанович, это не совсем так. Я на днях опять слышал, по телевизору кто-то заявил, что в 37-м году 20 миллионов были отправлены в лагеря и 7 миллионов расстреляны. Это цифры известной старой большевички Шатуновской, которая все время ссылается на какие-то документы КГБ. Но она, видимо, лишний нуль поставила! Наверное, там было 2 миллиона и 700 тысяч, а она прибавила по нулю и получилось 20 миллионов и 7 миллионов. А если бы она еще по нулю прибавила, так получилось бы больше 200 миллионов, то есть всю страну вроде бы отправили на тот свет и в лагеря…
Но ведь и 700 или 600 тысяч приговоренных к расстрелу – тоже гигантская цифра. И думать, что личная воля Сталина могла распространиться на такое количество людей, – это, конечно, совершенная нелепость. Не говоря уж о том, что нелепо приписывать это какой-то личной злобе, нетерпимости Сталина и прочее. Дело абсолютно не в этом.
Говорю к тому, чтобы несколько оспорить ваше определение «нетривиальный взгляд». Не то чтобы нетривиальный – это попытка понять происшедшее в контексте всей истории, а не просто как из ряда вон выходящую, вызывающую неслыханный эмоциональный всплеск какую-то ужасную историческую ошибку.
Вик. К. Именно такую задачу вы ставили перед собой в своей работе «Загадка 37-го года», которая публикуется на страницах журнала «Наш современник»?
Вад. К. Я стремился вообще разобраться в некоторых узловых моментах нашей истории в ХХ веке. Написал о начальных веках русской истории – это книга «История Руси и русского Слова», о которой мы с вами уже беседовали. А потом решил повнимательнее, поглубже рассмотреть последние по времени страницы, то есть ХХ век. Я думаю, что исследование, осмысление начала и конца дает возможность понять и все в целом. Так вот, в процессе осмысления ХХ века неизбежно обратился и к этой трагической странице нашей истории.
Вик. К. К чему же коротко сводится ваш главный вывод?
Вад. К. То, что произошло в 37-м году, было закономерным, даже, может быть, неизбежным последствием всего развития страны, а не какой-то вспышкой безотчетной жестокости. Люди, которые десятилетиями готовились к революции и сравнительно недавно совершили ее, действительно воспитаны были в беспощадности ко всем, кто считался врагами. А тут получилось так, что сами наиболее активные деятели революции оказались, с одной стороны, как бы излишними, а с другой стороны, даже как бы враждебными.
Произошло это потому, что после так называемой второй революции – коллективизации – опять-таки закономерно, с исторической необходимостью началась стабилизация