Сказ о тульском косом Левше и крымской ай-Лимпиаде. Андрей БарановЧитать онлайн книгу.
за ним как могло, сомкнув ряды и даже выпивая на ходу. Дороги попадались как назло ровные и кони несли по ним резво, так что даже предлога остановиться передохнуть после канав да рытвин и то не было. Казаки гикали, ямщики гарно спивали «Степь да степь кругом, путь далек лежит», Морозявкин затянул французскую народную «Мальбрук в поход собрался», граф также на французском объяснялся Лизе в любви, но она никак не желала понимать его классический прононс, словом все были в путевом настрое.
– Не правда ли, сколь широка и обширна наша Россия, и сколь много в ней интересного? Что ни городок – то удивительная земля, полная загадок… А отыскивать разгадки так увлекательно! – рассуждала Лиза.
Граф Г. полагал правда что российские города – это тоска зеленая, и любой европейский приморский городишко даст фору даже и большому отечественному губернскому городищу, где из достопримечательностей были только театр, церковь да гостиница, но спорить не стал.
– У вас такой верный и острый взгляд, мадемуазель!
Платов ехал очень спешно и с церемонией: сам он сидел в санках, а на козлах два свистовые казака с нагайками по обе стороны ямщика садились и так его и поливали без милосердия, чтобы скакал. А если какой казак задремлет, Платов его сам из санок ногою ткнет, и еще злее понесутся. Эти меры побуждения действовали до того успешно, что нигде лошадей ни у одной станции нельзя было удержать, а всегда сто скачков мимо остановочного места перескакивали. Тогда опять казак над ямщиком обратно сдействует, и к подъезду возворотятся.
Граф Г. полагал что следует делать какие-то путевые заметки, дабы оставить потомкам подобающее назидание и похвальный пример. В те времена многие великие путешественники не могли даже из Петербурга в Москву прокатиться чтоб об этом не написать что-нибудь глубокомысленное. Однако Михайлу все время отвлекало то одно то другое – лошадь иногда сбоила, Морозявкин требовал внимания и дорожных расходов, Лесистратова привлекала неожиданной красотой и грацией, словом некогда было и подумать о мемуарах.
Однако же граф чувствовал что потомки много бы извлекли из его жизнеописания, в котором было бы немало поучительного – и встречи с великими людьми, вельможами и поэтами, и необычайные приключения, вот только руки не доходили все описать. Морозявкин говорил что вполне готов взяться за мемуары графа самолично если уж у Державина с Крыловым все руки не доходят, но все же \Михайло понимал что столь беспокойному человеку нельзя доверять великое дело и придется пожалуй скрипеть пером самолично, хоть это конечно не вполне аристократическое занятие.
Графа ужасно утомила эта азиатская скачка, которая живо напомнила ему походы за золотом, устраиваемые жителями Северной Америки когда им надоедало воевать с англичанами и индейцами. Временами он даже не мог перекинуться парой слов с Морозявкиным или мамзель Лесистратовой, дабы скрасить столь утомительное путешествие. Однако же все возымевшее начало имело и конец, даже российская дорога.