Двадцать писем Фебу. Виктория ТравскаяЧитать онлайн книгу.

      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОБЛАСТЬ ЖЕЛАНИЙ

      Предисловие.

      Я решила нарушить молчание. Есть вещи, которые должны быть сказаны, потому что иначе они разрушат нас изнутри. Я веду непрерывные разговоры с тобой в сердце и мыслях, и до недавнего времени казалось, что смогу жить с этим, не обрушивая на тебя поток своего сознания. Так бы, наверное, и было, если бы в этом участвовало только сознание. Холодный рассудок!

      Но нет: ты часть моего несбывшегося. Очень важная его часть. Ось. Ты думаешь, я глупышка, которая не знает, о чём говорит? – Вовсе нет: я прекрасно понимаю, что наше Общее (прошлое? будущее? возможное?) не было бы усеяно розами. Жить с тобой – это жить с Демоном, с вечно мятущимся в поисках совершенства Люцифером, ангелом света, слишком яркого для созданного Богом Эдема.

      Они думают, что Демон убил Тамару. Глупцы! – Он забрал её с собой, освободив от земной оболочки. Забрал её бессмертную душу, чтобы никогда не разлучаться, как ты забрал мою – но я жива! А может, мне это только кажется? Но нет, жива: я это чувствую по всегдашней раздвоенности моего бытия. Той самой, которую Грин называл параллелизмом…

      Письмо 1. Разность потенциалов

      Мысль гораздо просторнее реальности. Из этой разности потенциалов всё и рождается.

      Ты спрашиваешь – почему? Этот же вопрос я задаю себе непрерывно вот уже почти год. Ничего не предвещало такого развития событий, и можно сколько угодно рассуждать о том, что случайностей не бывает и что случайность – это закономерность, предпосылки которой нам просто пока не известны, но это не снимает вопроса. Предпосылки неизвестны! Во всяком случае, я их не нахожу.

      Мне всего хватало. Ну, почти. Но это «почти» – ровно та мера неудовлетворённости, которая служит отправной точкой любого движения. Моя жизнь была насыщенна и интересна, и к тому моменту, о котором идёт речь, я наконец достигла равновесия между внутренним и внешним. Некоторые называют это мудростью, другие – зрелостью, но, как ни назови, это состояние не лишено своеобразной прелести. Оно напоминает долгий день, когда всё свершающееся идёт раз навсегда установленным порядком и ты чувствуешь себя хозяином ситуации, в моём случае – хозяйкой.

      Вокруг могло происходить всё что угодно, но что бы там ни происходило, оно не лишало меня равновесия. Ведь, по-хорошему, наши радости и беды не во внешних обстоятельствах – они у нас в голове, и как относиться к тому или иному событию – вопрос нашего свободного выбора. Собственно, это единственный выбор, который оставляет тебе жизнь, так как всякий прочий выбор она делает за тебя, перетасовывая события только ей известным способом. Но об этом дальше.

      Итак, я наслаждалась жизнью. Я честно заработала это право. Иными словами, когда жизнь в избытке поставляла мне лимоны, то я делала из них лимонад, и когда моя потребность в лимонаде была удовлетворяема сверх всякой меры, то щедро одаривала им всех желающих. Никто не жаловался: сахара в моём лимонаде было достаточно. Как известно, с сахаром можно потреблять всё что угодно, а что нельзя с сахаром – можно съесть с солью. Эти «белые враги человечества» – на самом деле его лучшие друзья, если не использовать их в чистом виде. Сахар здесь, разумеется, не вещество, наполняющее сахарницы, а как раз та способность к счастью, которая вырабатывается по мере накопления опыта – как и соль не белый кристаллический порошок с характерным вкусом, но некоторая воля к действию, без которой жизнь становится пресной и теряет смысл. Соль земли1.

      Сначала это было как долгожданный подарок. Ты просыпаешься утром и, медленно приходя в сознание, вдруг вспоминаешь: что-то такое там лежит… Что-то приятное, восхитительное и – моё! Но постепенно счастье сделалось привычным. От этого оно не перестало быть счастьем, просто вошло в плоть и в кровь. Где-то я читала, что счастье – естественное состояние человека, что человек создан для счастья, а вовсе не для страданий в земной юдоли, как пытается нас в том убедить религия. Пожалуй, что так, хотя обыденность, нормальность этого состояния пока что является единственным моим аргументом. Жизнь первых людей в райских кущах до рокового плода с древа познания! Я практиковала счастье, как практикуют йогу или дзен – без всякого поклонения, но единственно образом жизни. Это не было похоже ни на анестезию, ни на эйфорию, ни на одно из прочих искусственных состояний притуплённой или обострённой чувствительности, за которые приходится расплачиваться потом жестокой абстиненцией – как теперь расплачиваешься ты, мой Падший Ангел. Все эти состояния не что иное как кредит под высокие проценты, когда за временное избавление от страданий рано или поздно приходится платить страданиями ещё более острыми – либо безумием. То, что я именую, за неимением лучшего, высокопарным до банальности словом «счастье» – нечто совсем иное.

      Итак, оно не притупило чувств – даже напротив: сделало их более острыми, объёмными, полновесными. Но я перестала этого бояться. Это было как распахнуть окна, когда на улице бушует летняя гроза. Как выйти босиком в степь и ступать по траве, чувствуя кожей стоп все былинки и камешки. Как нырять с открытыми глазами. Как нарушить запрет