Предрассветный сумрак. Наталия ФилимошкинаЧитать онлайн книгу.
идиллия.
Мир искрился цветами радуги, заставляя забывать о том, что где-то существует зло и несправедливость. Разве могут волшебные звуки флейты причинять боль? Мир добрый, очень добрый. И в памяти всплывали обрывки фраз из Евангелия, и певучий монотонный голос апостола убаюкивал, погружал в лёгкие сны, и даже кузнечики, как заклятие, повторяли первобытную истину, открытую сыном богатого лионского купца Петром Вальдо.
Никто не должен ничем владеть.
А потом всё исчезало, проваливалось в бездну. И опять был тёмный туннель, и Давид шёл к свету и свободе, и надеялся что дойдет, и каждый раз падал в грязную лужу, а вместо выхода всегда была мокрая, каменная стена…
Давид проснулся от боли.
Ад продолжался. Грязные стены. Вода по щиколотку, крысы, холод, истошные вопли переходящие в безумный истеричный хохот, видимо кого-то пытали прямо в камере.
Его тошнило, тело скручивало от боли. Голова раскалывалась, разваливалась на куски… И еврей хватался за неё руками… Или ему только это казалось… Потому что она всё по-прежнему разрывалась от дикой, нестерпимой боли. Поднеся левую руку к виску чтобы утереть кровь, Давид закричал.
Ошарашено смотря на обрубки, и чувствуя, как нервная судорога сотрясает тело, из больного сознания старика всплывали жуткие картины ужаса… Палач с ужасным лицом, Клауделино с маленьким бегающими глазками и дрожащими от нетерпения руками. Потом был какой-то хруст. И кровь, очень много крови. Потом, кто-то кричал. Страшно кричал. Лишь через мгновение Давид осознал, что это он и кричит.
И боль…
И сейчас боль. И страх.
Что-то он сделал не так.
Старик осторожно провёл обрубками по лицу. И от этого стало ещё страшней.
Что-то он сделал не так.
Не надо ему было ехать в Айслебен. И тогда ничего бы и не было.
Давид судорожно вздохнул и вытер грязным, с каплями крови, правым рукавом, слёзы.
Потом разорвал его. И с бешено бьющимся сердцем от боли и страха, перевязал левую ладонь.
Он заврался, запутался. Теперь он и сам уже ничего не понимает. А ведь инквизиция докопается до правды, до всего докопается. Нужно всё вспомнить. Всё, с самого начала. Допросы, собственные ответы, иначе ошибка, которую он допустил, поддавшись и впустив в свою душу страх и отчаяние, может стоить ему жизни.
И в памяти возникали разорванные, туманные воспоминания, соединяясь и отторгая друг друга, они создавали картину, цепь необъяснимых поступков, которые совершались под наплывом первобытного животного страха и которые не мог уже объяснить даже сам Давид. Как выпутаться? Как уцелеть, остаться в живых? О, будь проклят тот день, когда он решил ехать в Айслебен! Будь проклят Давид, который всю жизнь сидит в его голове! Словно заноса или смертельная болезнь, даже время не смогло выковырять память о нем из сердца. Как спастись? Зачем, зачем, он всё это придумал?
Вновь и вновь его тело переживало муки пыток: испанским сапогом, дыбой, каленым железом. Вновь и вновь его исстрадавшаяся, измученная душа рвалась на свободу, и в такие мгновения им овладевало безразличие. Ему хотелось ещё раз увидеть звёзды, голубое