Бейкер-стрит и окрестности. Светозар ЧерновЧитать онлайн книгу.
походили на лошадей. Художник в газете, набивший руку раз и навсегда, и в 1910 году рисует констебля с трещоткой, что для нас гораздо хуже галопирующей крысы.
Мы использовали и другие методы, например, изготовляли светильный газ и сальную свечу, чистили кирпичом медную посуду и многое другое. Это немного смешно, но, с другой стороны, стоит один час поиграть деревянной ракеткой в полтора фунта весом, чтобы понять, какая железная кисть была, например, у Мод Ватсон, блиставшей на кортах Англии и континента во времена Холмса. Вот и верь после этого, что теннис в те времена был «неатлетическим». Конечно, можно найти прочитать семь или восемь фундаментальных книг о теннисе, изданных во времена Холмса, но нужно еще найти в австралийском скаутском журнале воспоминания девяностолетней бабушки о том, как они в юности обшивали заново полысевшие мячики и какой шов, какая нитка при этом использовались. Правила для констеблей на дежурстве подробно расписаны и известны, но вот в пометке на коронерском рапорте суперинтендант пишет, что сомнения врача относительно времени смерти, скорее всего, объясняются тем, что констебль, как всегда, «передал» обнаруженный труп заступающему на дежурство коллеге, чтобы не задерживаться. Эта пометка стоит десяти томов уголовных актов и прецедентов. А вот шляпа из рассказа «Голубой карбункул». На ней сальные пятна от свечи, потому что владелец поднимается по лестнице, держа шляпу в одной руке, а подсвечник в другой. Звучит невразумительно, до тех нор, пока не будут восстановлены все детали этого акта. Вот человек в полной темноте входит в дом. В ста случаях из ста свеча в подсвечнике стоит на полу у входа, и, наклоняясь к ней наугад, человек снимает шляпу, чтобы она не свалилась и не закатилась в темноте под лестницу. Затем он зажигает свечу и начинает восхождение. Но все дело в том, что свеча – не фонарик. Если держать ее перед собой, то она будет слепить глаза, а кроме того, в ста же случаях из ста подсвечник представлял собой довольно широкую латунную плошку, с ручкой или без, и вот эта плошка отбрасывала тень вниз, как раз на то место, которое нужно было освещать. Выход один – нужно поднять свечу как можно выше над головой, откуда сало и будет капать на шляпу, даже если она и осталась на голове.
Общее ощущение быта и эпохи в пределе – не общее, а предельно конкретное. Оно точнее любого набора фактов – ведь исторических фактов не существует.
Таким образом, после примерно десяти лет работы, у нас получился маленький театр, своего рода коробочка на столе, в котором появлялись герои живые, но абсолютно достоверные. Вот, например, констебль. Он станет живым не тогда, когда будут изучены его шлем, пелерина, обязанности и жалованье, а только тогда, когда ясно будет понято, что для констебля хорошо, а что плохо. Например, такие вещи, как королева, долг и преступники, его совершенно не интересуют – не по каким-то циничным соображениям, а просто все это не имеет к нему никакого отношения. Что действительно его интересует – это его борола и