Воля небес. Александр ПрозоровЧитать онлайн книгу.
увлечен. Подсиживают друг друга, доносят, хитрят. Тьфу! Он един в Синоде чистым был. Заговорщиков обличал, за спиной не паскудничал, клеветников не привечал. Чем недоволен был, в лицо говорил. В делах державных завсегда рядом вставал, изменников проклинал. Без него я, словно калекой одноруким, на столе своем маюсь. Ну, не на колени же мне перед ним вставать?![8]
Иоанн болезненно скривился и махнул рукой:
– Ступай с Богом! И чтобы корабль ратный до паводка снарядил!
Едва Басарга оказался в коридоре, как его стремительно сгребли, толкнули в угол. Жаркий поцелуй замкнул уста – и женщина исчезла так же стремительно, как появилась, оставив в руке обрывок бумаги. Опричник развернул его, увидел простенький план двора, нарисованный угольком в уже знакомой манере, отмеченную крестиком светелку и улыбнулся:
– Мирослава!
Раньше ночи, покуда царица не ляжет, кравчая в свои покои вернуться не могла – а потому спешить было некуда. Басарга Леонтьев воротился на постоялый двор, у себя в светелке погрозил кулаком разлегшемуся в рубахе и портах на хозяйской постели датчанину:
– Попробуй токмо теперь пропасть! Из-под земли достану!
– Я человек слова, мой господин! – потянулся Карст Роде. – Коли признал себя твоим пленником, останусь таковым, пока не выкуплюсь. Что ответил русский властитель?
– Можешь искать корабль, баламут иноземный. Государь решил рискнуть. Но если подведешь…
– Да!!! – Датчанин рывком вскочил, прыгнул к сундуку и принялся натягивать сапоги.
– Ты куда?
– Искать! Искать, боярин, искать, мой господин. Мне про пути ваши в Холмогорах многое понасказали. У вас тут Славянский волок рядом и преизрядно кораблей у торного пути зимует. Кого по невезению морозы застают, кто с умыслом в самом сердце путей остается, но судов вдоль Сухоны и по берегам Кубенского озера должно быть много. Глядишь, с кем-нибудь и сторгуюсь!
– Вот, зараза нерусская! – вздохнул боярин Леонтьев. – Мало мне без тебя хлопот было, так теперь еще и море Варяжское воевать!
– Не грусти, хозяин, я тебе пригожусь! – весело ответил датчанин. – Лучше холопов своих из поместья призывай. Кому еще на море воевать? У меня здесь своих людей нет.
Басарга красноречиво сплюнул. Карст Роде весело рассмеялся и выскочил за дверь.
Мысли о холопах и кораблях, о митрополите и строительстве отпустили подьячего только далеко за полночь, когда он целовал глаза своей ненаглядной княжны. Ее объятия, ее губы, ласки, дыхание были тем лекарством, которое вымывало из его души все мысли и тревоги и уносило в мир счастья и сладости, в мир блаженства и безмятежности, отнимающим все силы и выпускающим обратно к жизни уже очищенным и счастливым…
– Любимая моя, единственная, – выдохнул Басарга, расслабленно вытягиваясь рядом с Мирославой на мягкой, словно облако, перине. – Какое чудо, что ты тоже оказалась здесь,
Среди массы слухов, намекающих на трения Иоанна Грозного и митрополита Филиппа, нет ни одного, который указывал бы на присутствие в окружении Филиппа недовольных царем людей, не говоря уж об участии митрополита в заговорах. Самое ужасное из озвученных в исторической литературе разногласий митрополита и царя – это «опричник не снял в церкви тафью».