Среди тысячи слов. Эмма СкоттЧитать онлайн книгу.
матерью?
Этим вечером мне было дело. Во всех отношениях. Я жила этим. Когда Айзек стоял посреди сцены, я тоже там была, в Фивах, смотрела, как разворачиваются события, и отвернуться было невозможно. Я задержала дыхание, когда Эдип бросился навстречу своей ужасной судьбе, пытаясь раскрыть тайну, которую делила со всеми присутствующими в театре. Тайну, которую я отчаянно хотела знать.
Личность. Цель. Самостоятельность.
«Правда, – прошептал голос в бесконечной тьме. – Что от меня осталось?»
Когда Эдип узнал, что путешественник, которого он убил много лет назад, был его отцом, а женился он на матери, страдание было искренним и мощным. Практически разрушительным. Его мучительное отрицание разносилось по всему театру, словно могло поколебать само его основание. Обрушить все здание на него, когда он упал на колени.
Когда Иокаста – его жена и мать – повесилась, горе и боль царя притянули зрителей слишком близко.
Когда он сорвал золотые фибулы с ее платья и с помощью них выцарапал глаза, театральная кровь, брызжущая из-под его ладоней, была такой же настоящей, как и кровь, испуганно бьющаяся в наших венах. Его агония наполнила все крики, все слоги, все слезливые ахи. И у нас не было другого выбора, кроме как тоже это почувствовать.
Я едва замечала всхлипы с соседних мест. Люди передавали платки и судорожно выдыхали. Но только когда Эдип, очистившись от ужасного веса пророчества, был изгнан из дома, я расплакалась, и слезы полились по щекам. Павший царь, низвергнутый в темноту, вынужденный бродить в одиночку.
Опустился занавес, и мы все вскочили на ноги, громогласно аплодируя. Толпа заорала громче, когда Айзек вышел на поклон. За бородой и потоками крови он казался изможденным. Потом он улыбнулся. Это была яркая, захватывающая дух, триумфальная улыбка человека, прошедшего темный путь и вышедшего на свет.
Я хлопала снова и снова и не вытирала слезы, текущие по щекам, а затухающее пламя огня во мне становилось все больше и тянулось к сцене.
Глава пятая
Айзек
Безумие после спектакля всегда казалось мне сюрреалистичным. Поздравительные объятия и похлопывания по спине от состава актеров словно касались чьего-то другого тела, пока я смотрел из-за угла, все еще потерянный и связанный с Эдипом. Некоторые актеры называли это «быть в кураже», но Мартин называл это «потоком». Поток творчества, в котором спектакль переставал быть спектаклем и становился реальностью.
«Поток» был моим наркотиком. Я начинал желать его, как только покидал театр. Я бы продал все, что имею, чтобы жить в том месте, где болезненные эмоции, пойманные в ловушку внутри меня, освобождались. Тогда я становился открытым и настоящим и все же защищенным костюмами и декорациями.
Лоррен Эмбри, сорокалетняя школьная учительница, играющая Иокасту, заключила меня в долгие объятия. Когда она отстранилась, в ее глазах стояли слезы.
– Каждый вечер, – сказала она, держа мое лицо в руках. – Как ты можешь столько отдавать каждый вечер?
Я пожал плечами.
– Просто выполняю свою работу.
Мы направились