Судный год. Григорий МаркЧитать онлайн книгу.
обвинения, точно пятна крови, проступающие опять и опять на белой марле бинта. От раны, которую ей нанесли.
– Мое имя Инна Наумовская. По специальности химик. Сейчас на пенсии… Знаю Григория Маркмана еще по России… к нему как сестра… Уже тогда… Мне рассказывали… Здесь стал преследовать. В Судный день, пятого сентября, в два часа дня… стоял под окнами, хотел похитить, изнасиловать… – Так вот в чем меня обвиняют!.. Ключевое слово наконец-то произнесено и срабатывает немедленно. Не только на меня, но и на женщину-клерка. Она наклоняется вперед, чтобы ничего не пропустить. Растущие прямо из глаз толстые ресницы нацелены в упор на обвиняемого. Многоярусные рытвины-морщины сдвигаются над мощными надбровными дугами. Честно пытается что-нибудь понять в сбивчивой речи Истицы. – Трогал за грудь… Вызывала полицию… уже раньше… много раз… еще до Судного дня…
Постепенно в ее вздохах-словах начинает проступать знакомый ритм. Ритм старой покаянной молитвы, которую поют в Судный день. Раскачиваясь и ударяя себя в сердце кулаком. Провозглашение отказа от обетов и клятв в трибунале небес и в трибунале земли. Я слышал ее в синагоге на Лермонтовском. В субботу всех суббот. И до сих пор отчетливо помню. Много раз повторял про себя.
Истица внезапно замолкает. Будто долго бурлившая энергия выбила предохранитель, и душа погрузилась в полную темноту.
Ничего нет у этой нищей духом… Только зло, возникшее ниоткуда. Частица его, вочеловечившаяся в чокнутой сестре-моей-Истице. Могла бы в любого… Свила себе гнездо в черепной коробке и вылетает, хлопая крыльями, когда не ждешь. Затем прячется снова…
И еще встает во весь свой исполинский рост все тот же проклятый вопрос: почему так легко почувствовать себя виноватым, даже если уверен, что совсем невиновен? Генетическое чувство первородной вины? Хотя в этот раз… И рядом с вопросом начинают мельтешить карлики-ответы… Вопрос этот вечно висит в воздухе, и, сколько ни пытаюсь обойти, каждый раз на него наталкиваюсь. И разбиваю себе лицо… Нет и никогда не было у меня ощущения собственной правоты… Еще в детстве отбили… Со времени, когда лишь начал себя помнить… на спинномозговом уровне… Сам себе обвинитель и подзащитный. Не хватает мне этого процесса, так еще и самосуд устроил… Изгойство длиною в целую жизнь, вечная презумпция виновности и чувство долга, неоплаченного и неоплатного… Тут уж срок никто не скостит… Всегда был чужим… Самому непонятно, кто я – русский, еврей, американец? Скорее всего, ни к какому «народу» я не принадлежу. И почему вообще надо принадлежать?.. Позднее советское средневековье. Середина двадцатого века. Ленинградский двор, где дети не хотят играть с жиденком… Произносить даже про себя это слово и сегодня неприятно, но тогда другого ведь не было. И всегда было стыдно… Невидимая для меня самого – но другие-то видят! – желтая повязка на рукаве, которую нельзя сорвать? У Спринтера не было… Или он никогда не говорил, а я дальше своего носа не видел? Прошлое, сколько его ни выталкивал, так