Вначале была любовь. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том I. Николай Андреевич БоровойЧитать онлайн книгу.
шума взорвавшихся вместе с последними звуками лая разговоров, пану профессору внезапно становится дурно… его давит в груди, глаза и сознание заволакивают какой-то туман и темнота. Аккуратно протискиваясь грузным телом через группы спорящих коллег, он пробирается к готическому окну, открывает его, облокачивается о подоконник и чуть свешивается, опускает веки. В ноздри ему неожиданно ударяет теплый, но дышащий свежестью аромат зелени из аллеи напротив. Самым привычным образам стучат колесами, звенят и рокочут трамваи, исправно следующие по расписанию. Всего этого нет, всё это лишь снится – ему снова приходит подобное наваждение. Всё это трудно, попросту невозможно понять, переварить умом, охватить и впитать в себя. Из окон вестибюля, как и из окон всего Коллегиум Новум, видна аллея, тянущаяся вдоль всей северной границы Старого Города, начинающаяся возле рынка Клепаж и упирающаяся в Королевский замок. Он любит эту аллею, по ней, в самом прямом смысле, проходит его жизнь. Именно ею, уже многие годы, почти каждое утро, подстегнув себя чашкой горячего кофе у Маковски и погружаясь мыслями в темы предстоящих лекций, он идет в университет. Войцеху иногда кажется, что под его каждодневными шагами уже давно бы продавилась борозда на укрывающем аллею, мелком и буроватого цвета гравии, если бы за этим гравием тщательно не ухаживали. Эта аллея – безмолвный, но надежный свидетель его судьбы, его нравственных борений, принимавшихся им решений, рождавшихся в нем вдохновенных откровений мысли, самых разных, бурливших в нем переживаний и чувств. О, сколько было понято и мысленно написано им, шагая по ней! Сегодня он изменил привычке – приехал в университет на машине, из совершенно другого места, не прошел по любимой алле, но собирался сделать это вечером, после заседаний и лекций, вместе с Магдаленой, даже мечтал об этом. Как ни странно, внезапно накатившая вечером пасмурная, холодноватая и туманная погода почти развеялась, приближался полдень, небо прояснилось, и Краков радостно откликнулся засиявшему солнцу блеском стекол и металлических вымпелов и шпилей на черепичных крышах, над карнизами и козырьками средневековых порогов. Вчера вечером, а после ночью, он полностью потерял рассудок, отдался власти и простых страстей, и самых глубоких, подлинных чувств и побуждений, ему показалось, что счастье возможно. Вчера вечером были еще лето и мир… он обсуждал сегодняшнее выступление, которому не суждено скорее всего состояться… строил планы… не мог отвести взгляда от Магдалены, и не потому даже, что ощутил их должное состояться соединение, а потому, что несколько последних дней с уверенностью чувствовал и понимал – он ее любит, она пришла в его судьбу и должна остаться той, его судьба станет, непременно станет из-за этого другой, лучшей. Он не ребенок. Он прожил больше половины жизни. А вот же – его мучительно бодрствующий и терзающий, глубокий и искушенный ум, всё же