Его и ее. Элис ФиниЧитать онлайн книгу.
больше, чем самый плохой поступок, который ты когда-либо совершила.
Я чувствую знакомую боль в затылке, которая начинает пульсировать в такт с сердцебиением. Это своего рода быстро ускоряющаяся агония, ее можно вылечить только алкоголем, потребность в котором для меня сейчас превыше всего. Я лезу в сумку и нахожу полупустую блистерную упаковку с обезболивающими таблетками. Кладу две таблетки в рот, а затем ищу миниатюрную бутылочку, чтобы запить.
Теперь миниатюрные бутылочки не так трудно достать, как раньше, и мне больше не приходится красть их из самолетов или гостиниц. Больше всего я люблю водку «Смирнофф», джин «Бомбей Сапфир», бакарди и в качестве вишенки на торте ликер «Бейлиз Айриш Крим». Но моим фаворитом остается качественный шотландский виски, сейчас можно выбрать практически любую разновидность этого напитка в крошечных бутылочках – даже с доставкой на следующий день при заказе в Интернете. Все бутылочки настолько малы, что их можно осторожно спрятать в любом кармане или кошельке. Я откручиваю пробку первой попавшейся, которую нахожу в сумке, и выпиваю ее до дна, как лекарство. Сейчас это водка. После чего не заморачиваюсь и не кладу в рот леденец. Родители привыкли к своим детям, даже к плохим.
– Мама! – мой голос звучит точно так же, как в детстве, когда я звала ее.
Но ответа по-прежнему нет.
– Этого более чем достаточно для нас двоих, – так она обычно описывала наш крошечный коттедж, когда я еще жила здесь, словно забыв, что когда-то нас в доме было трое. Я по-прежнему мысленно слышу эти слова, равно как и всю остальную ложь, к которой она прибегала, пытаясь меня удержать.
Наш дом – кирпичный викторианский коттедж с двумя гостиными на цокольном этаже и двумя спальнями на первом, в торце – более поздняя пристройка двадцатого века. Дом всегда выглядел уютно, даже когда перестал ощущаться таковым. Только не теперь. Я протискиваюсь мимо груды коробок и пробираюсь к двери, которая ведет в заднюю часть дома. Дверь скрипит в знак протеста, когда я открываю ее, и запах становится гораздо хуже. Он проникает глубоко в горло, и меня тошнит при мысли о том, чем он может быть вызван.
Я иду мимо лестницы и прохожу через то, что еще напоминает столовую – несмотря на коробки на столе, – изо всех сил стараясь ничего не опрокинуть в темноте. В углу на комоде различаю старый мамин проигрыватель, покрытый толстым слоем пыли. Вопреки моим попыткам познакомить ее с кассетами и компакт-дисками, она упорно цеплялась за винил. Несколько раз я заставала ее за тем, что она танцевала с вытянутыми руками, словно вальсировала с невидимым мужчиной.
Добираюсь до кухни, включаю свет, и моя ладонь автоматически тянется ко рту и прикрывает его. Вся имеющаяся поверхность заставлена грязными тарелками с остатками еды и чашками с недопитым чаем. Парочка мух лениво кружит над тем, что некогда было лазаньей, которую разогревают в микроволновке. Есть готовую еду – на маму это не похоже. Она редко ела то, что мы не выращивали в нашем собственном саду, и скорее ходила бы