Куприн на поединке в любви и творчестве. Николай ШахмагоновЧитать онлайн книгу.
детство, которое он впоследствии назовет «поруганным» и «казённым».
Александр Иванович выражал свои мысли, своё отношение к событиям и к людям, его окружавшим, через произведения. Его отношение к вынужденному поведению матери он отразил в рассказе «Река жизни», в предсмертном письме студента:
«Я ненавидел этих благодетелей, глядевших на меня, как на неодушевленный предмет, сонно, лениво и снисходительно совавших мне руку для поцелуя, и я ненавидел и боялся их, как теперь ненавижу и боюсь всех определенных, самодовольных, шаблонных, трезвых людей, знающих все наперед: кружковых ораторов, старых, волосатых, румяных профессоров, кокетничающих невинным либерализмом, внушительных и елейных соборных протопопов, жандармских полковников, радикальных женщин-врачей, твердящих впопыхах куски из прокламаций, но с душой холодной, жестокой и плоской, как мраморная доска. Когда я говорю с ними, я чувствую, что на моем лице лежит противной маской чужая, поддакивающая, услужливая улыбка, и презираю себя за свой заискивающий тонкий голос, в котором ловлю отзвук прежних материнских ноток. Души этих людей мертвы, мысли окоченели в прямых, твердых линиях, и сами они беспощадны, как только может быть беспощаден уверенный и глупый человек».
Русский филолог и педагог Фёдор Дмитриевич Батюшков (1857–1920), внучатый племянник известного поэта Константина Батюшкова, который дружил с Куприным, отметил в своих воспоминаниях, что «подавленное в раннем детстве проявление своей личности впоследствии вылилось в обратное чувство – в желание наивозможно полнее развить и утвердить свое “я”, нередко приводившее к проповеди индивидуализма и к резким и неожиданным поступкам». Детские годы всегда оставляют глубокий след в душе человека, в его памяти. А уж если в эти годы ребёнок терпит унижения, то это не может не отразиться на его характере. Батюшков писал о Куприне: «В нём была какая-то трещина, что-то наболевшее, давнее, накопившееся в результате разных превратностей в жизни, вследствие чего он не раз относился с предубеждением к людям. Но к его болезненным приступам задорной раздражительности близко его знавшие и даже часто почти незнакомые, которых он задевал, умели относиться как к капризам большого ребёнка».
Это замечание очень важно, поскольку черты характера, заложенные в детстве, впоследствии мало изменились, что наложило отпечаток и на его личную жизнь, что привело к семейным драмам, ну и, конечно, отразилось на службе воинской и жизни гражданской.
Куприн однажды признался Ивану Алексеевичу Бунину: «Я самолюбив до бешенства и от этого застенчив иногда до низости. А на честолюбие не имею даже права».
Ксения Александровна тоже упомянула о бешеном самолюбии, воспитанном в годы унижений. Это самолюбие ещё более укрепилось в будущем писателе благодаря его учёбы в военной гимназии, преобразованной впоследствии во 2-й Московский кадетский корпус. Но это было позднее, а прежде надо было ещё вынести те испытания, которые выпали на долю маленького Александра Куприна