Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965. Ивлин ВоЧитать онлайн книгу.
15 апреля 1925 года[123]
В целом, за вычетом постоянной тоски, которую я испытываю из-за неразделенной любви, пребывание на острове доставляет мне удовольствие. Весь день болтались без дела. Иногда леди Планкет читает нам вслух, иногда играем в неприличные бумажные игры. Иногда Ричард, Элизабет и я ходим гулять и карабкаемся на скалы. В понедельник в местном трактире были, как выражается мисс Сейдж, «пляски». Мы с Ричардом приготовили гигантский кувшин глинтвейна, и все крепко выпили. У адмирала Стипа одежды с каждым часом становилось все меньше, а потного тела все больше. Теренс, как всегда, начал за здравие, а кончил за упокой: бубнил что-то себе под нос, рыгал. Мартин разошелся, выпил два стакана вина и визжал. Потом все улеглись, мы же с Оливией просидели в темноте до четырех утра; я расчувствовался, конечно же занудствовал, однако она была со мной добра. <…>
Вчера имела место постыдная сцена. После тихого вечера в трактире я побывал на вилле, где проболтал с Элизабет до одиннадцати. По возвращении же стал свидетелем немыслимой оргии. Все напились или притворились пьяными, кроме… Она сидела посреди комнаты и была, против обыкновения, совершенно спокойна. Раздетую почти догола… шлепали по ягодицам, а она визжала от восторга. Каждые две минуты она бегала в уборную, а когда возвращалась, все говорили: «И кто бы мог подумать?!» Все это было очень жестоко. Вид у нее был ужасный: огромные, белевшие в темноте ноги, на ногах кровь, ягодицы порозовели, глаза от желания лихорадочно блестят. Вещи говорит совершенно непотребные – уж не знаю, сознательно или бессознательно – про кровь, про жир; больше же всего меня поразило, что Оливия все это видела. Между собой эти девицы говорят, должно быть, бог знает что. В конце вечера Дэвид распустился окончательно и вел себя совершенно непристойно. Я же лег спать, как всегда, с камнем на сердце.
Суббота, 18 апреля 1925 года
Никак не могу излечиться от любви к Оливии, и это из всего, что было на острове, самое грустное. Быть может, единственно грустное. Мое чувство мучительно для нас обоих. Пока я был в Денбишире, хотелось думать, что люблю ее лишь как олицетворение всех тех радостей, которых в школе лишен. Но вот я здесь. Теренс за кружкой пива цитирует Канта, Дэвид отпускает бесконечные шуточки про Лесбос и нужники, Ричард носится по волнам в утлых лодчонках и непромокаемых штанах, а леди Планкет на все это безмятежно взирает. Я же, стоит мне оказаться рядом с Оливией, грущу, нервничаю, мне не по себе. А Оливия нисколько не скрывает своего чувства к Тони, отчего мои шансы тают на глазах. Что же до Одри, то свою жизнь она связала с человеком, который, скорее всего, нравится ей не слишком. Аминь. Будет как будет.
«Арнолд-хаус», Денбишир,
пятница, 1 мая 1925 года
Вчера прибыл сюда в глубочайшей меланхолии, которая отступила лишь под напором беспробудного сна. Наступившее утро, однако, оставило меня один на один с унылой перспективой четырехмесячной ссылки. <…>
Вместо Уотсона здесь новый человек – Янг. Никогда
С 13 –по 18 апреля И.Во, вместе с Оливией Планкет-Грин, ее матерью леди Планкет, братом Ричардом, его невестой Элизабет и небольшой компанией общих друзей, живет на острове Ланди неподалеку от Барнстепла, в Бристольском заливе, где Грины сняли заброшенный маяк.