Апокалипсис Антона Перчика. Анна НикольскаяЧитать онлайн книгу.
что за весь вечер он ни разу не посмотрел на меня. Ни разу, это разве нормально?
– Ты думаешь, я сволочь? Раз брата потерял – сволочь, да? Эгоистичная.
– Да нет.
– Ты бы сестру не потерял.
Я знаю, он бы не потерял. Он бы привел ее в парк, купил газировку, мороженое, усадил на карусели вместе с генами-чебурашками и глаз с нее не спускал.
– Думай лучше, куда он мог пойти? Может, к каким-нибудь друзьям?
– Какие у него друзья? В шесть лет. Все его друзья – отец да мамик. Слушай, может еще кружок по проспекту дадим? Разок, а?
Я готов всю ночь кататься по городу, обшаривать дворы, склады, подвалы и помойки, до потери пульса сидеть в этой их прокуренной ментовке, давать показания, составлять фоторобот – все, что угодно, лишь бы не возвращаться сейчас домой. Трус. Я – трус, я это признаю. Я про себя это знаю. Я бы не смог ночевать на кладбище, как отец, как тот паренек. Я до одури боюсь всего, что связано с болью, с кровью и со смертью. В детстве меня, что ли, напугали?
– Тормози, приехали, – говорит Егор. Он всматривается в темноту, глядит куда-то через лобовое стекло.
Отец стоял на дороге, прямо посреди проезжей части. Я вылез из машины и подошел. Он уже все знал, я это по лицу понял – оно у него дергалось. Вернее, тряслось – сразу все, как будто его слепили из теста. Я уже видел такое лицо, нервный тик – один раз только видел, но мне хватило. Я ждал. Странно, ведь он же никогда меня не бил. Но это было еще хуже – видеть его лицо, и как он сдерживается, чтобы меня не ударить. Уж лучше бы сразу врезал. Я был в принципе к этому готов – что он сорвется когда-нибудь. Но не сейчас, не при Егоре. Я ждал нотаций, угроз, воплей, оскорблений. И еще вот что: в тот момент я его прямо ненавидел. Потому что я опять перед ним облажался, didn’t fulfill his expectations. Не оправдал надежд. Единственное, чего я не ждал – у меня аж сердце провалилось, когда я это услышал:
– Мне противно, что ты мой сын.
Он так и сказал. И у него в голосе не было презрения, или гнева, или обиды. Мне тогда показалось, в нем вообще никаких эмоций нет. Это был стерильный голос. Как будто отец заранее отрепетировал эту фразу. Словно он все время ждал, что это случится, и между делом репетировал. А теперь вот сказал. Выходит, не зря репетировал.
И тут я вдруг вспомнил детство. Вернее, один эпизод оттуда перед глазами мелькнул. У меня так часто бывает. В самый неподходящий момент вспыхнет вдруг что-то давнее, очень далекое. И не поймешь, почему ты про это вспомнил именно сейчас, и не объяснишь.
Я тогда учился в первом классе. Летом перед школой мы с отцом строили дачу. Ну, это громко сказано – мы. Отец строил, а я подавал ему инструменты, гвозди, доски держал… Все больше наблюдал за ним, мне нравилось. И появилась у меня тогда мечта – иметь свои гвозди и научиться их так же ловко забивать, как отец. А он забивал их двумя ударами молотка. Я и сейчас так не умею. Никому о своей мечте я не говорил.
Дед Мороз каждый год приносил мне елку и подарок под подушку. А в тот раз я решил не спать, встретить