7 футов над килем. Алексей Николаевич МягковЧитать онлайн книгу.
лишь у борта родного крейсера. Все попытки уличить его в осмысленном безобразии ни к чему не привели. Ивашкин охотно признавал факт злонамеренной провокации, но по сути самой провокации ничего путного сообщить не мог и только горестно твердил: «Виноват! Опоили, сволочи!» На том дело и кончилось, но оставлять на службе столь популярную фигуру, каковой сделался Ивашкин, было совершенно недопустимо, и его под благовидным предлогом комиссовали, отпустив на все четыре стороны.
Из всех четырёх сторон Ивашкин выбрал опять-таки морскую – устроился в Балтийское пароходство, честно отплавал положенный срок в каботаже, получил визу, был выпущен в загранку. Но природная шустрость и нутряная порядочность подгадили ему и здесь.
В славном городе Гамбурге Ивашкина сотоварищи занесло на злачный Репеербан, куда, к слову сказать, влекла российских мореходов не столько возможность бесплатно лицезреть кусочек чужого разврата, сколько знаменитый магазин «Алко», где по весьма доступной цене продавалось вино в литровых картонных упаковках на манер молочных. Пакеты эти моряки называли кирпичами и покупали весьма охотно.
Купив по кирпичу, приятели употребили их на травке под памятником Бисмарку и отправились глазеть на живые витрины.
Толстые, добродушные немки сидели за стеклом и, позёвывая, вязали детские шапочки, поёживаясь в своих лёгких нарядах. Ивашкин неожиданно ощутил сыновнее чувство и несколько загрустил. Правда, у витрины с молодкой в одних ботфортах он оживился и даже стал пересчитывать марки, но друзья не позволили ему уронить честь-достоинство и уволокли от скоромного зрелища.
Они вышли на Репеербан и стали свидетелями отвратительной сцены: какой-то тип хлестал по щекам девицу, а прохожие шли себе мимо, видно, помня, что в буржуазном мире человек человеку – волк. И ведь были инструктажи, были! И даже этот возможный мерзкий случай обсуждался! Задали вопрос первому помощнику: «Как быть, если на глазах твоих бьют женщину?» И ответил судовой идеолог: «Ступайте мимо, ибо не за дело бить не станут!» Но Ивашкин-то не слышал этого завета, он по обыкновению спал, окаменевши и растопырив глаза. И не успели его товарищи опомниться, как подскочил Ивашкин к оскорбителю и врезал по уху, добавив слово бранное. Тот от удивления грохнулся на панель, и в следующую секунду Ивашкин уже бился с друзьями негодяя.
Коллеги же в битве участия не принимали, поскольку на инструктажах не спали, помнили, что драться за границей нельзя, но, однако же, нельзя и уйти, бросив товарища, а следует ждать, покуда его не заберут в полицию, куда надлежит проследовать в полном составе, не теряя при этом всё того же достоинства.
Баталия меж тем разгоралась, и вот уже, теснимый неприятелем, снял с себя Ивашкин широкий ремень – память о славной «Коллективизации», и уже сверкнула над развратным Репеербаном надраенная краснофлотская бляха, но тут замигали огни, и подъехала полиция. Остановиться бы Ивашкину, опомниться, уж и шпана гамбургская скрылась, а вокруг