Играя выбери игру. АнтологияЧитать онлайн книгу.
с ними, причем всегда спокойным и совсем не командным тоном. И ее четвероногие воспитанники, в основном «дворняцкого» сословия, ценили такой подход и были куда как умнее, покладистее и в то же время строго радеющими за безопасность вверенного им дома, чем те породистые охотничьи красавцы, которых держал ее сын, а мой дядя Ваня. Так что и сейчас она добровольно взяла на себя эти обязанности, тем более, что все остальные, большую часть времени в течение дня дома отсутствовали – кто на работе, кто в школе. И, действительно, скоро все стало налаживаться: щенок стал понимать, где ему спать, где есть, а где и все прочее.
Подрастая, он умнел и понимал все выгоды от правильного поведения в большой семье. Единственное, с чем не могла справиться при его воспитании ни бабушка, ни мы – это его развивающаяся некоторая грозность по отношению к тем, кто не числился в списочном составе нашей семьи. Он поначалу смешил нас тем, что щенячьим лаем встречал каждого, кто заглядывал к нам в гости, но, потом, когда к этому лаю добавлялись попытки цапнуть пока еще не окрепшими, но уже острыми зубами визитера за штанину или ногу, мы поняли, что имеем дело с серьезной собакой и поэтому чуть ли не с первых его дней у нас – полусерьезно-полушутливо – дали ему кличку Грозный. Так она за ним и осталась, а он ее своим боевым настроем со временем только лишь укрепил. Правда, у него было еще одно неформальное имя – Варнак, с ударением на втором слоге. Так в Сибири в старые времена называли каторжников или беглых. Но постепенно это слово перекочевало в разговорную, чаще, деревенскую речь и приобрело другой, порой шутливый и даже ласковый характер – ну, это как, например, поглаживая по голове расшалившегося ребенка, сказать ему: «ах и негодник же ты!». Варнак было любимым словом бабушки, вся жизненная биография которой уместилась между сибирскими реками Иртышом и Тоболом. Мы часто слышали его от нее, когда в детстве, приезжая на лето в большое сибирское село, всей оравой внуков и внучек, проснувшись, собирались за утренним столом, чтобы, наевшись горячих сибирских шанег с творогом и сметаной, которые бабушка доставала деревянной лопатой из занимавшей пол-кухни русской печи, и, напившись молока утренней дойки, бежать босиком по мягкой пыли через улицу и вниз по проулку к озеру, чтобы с разбега прыгнуть с нагревшихся под утренним солнцем дощатых мостков в его чуть солоноватую, но всегда в летние месяцы теплую и ласковую воду. «Ах, вы мои варнаки! – утиралась фартуком у горячей печи бабушка. – Ешьте, ешьте, да не спешите – всем хватит».
Так вот, бабушка, взявшаяся за воспитание Грозного, называла его только Варнаком. При этом вряд ли она имела в виду, что это должно стать его именем. Просто он для нее был таким же малышом-несмышленышем, какими в свое время были и мы. Щенка, естественно, больше тянуло на кухню – оттуда хорошо пахло, да и бабушка чаще всего проводила время там, то занятая приготовлением еды, то отдыхая и читая через толстые стекла очков какую-нибудь газету. Он ложился у ее ног, заваливался на спину, и она, нагнувшись,