Современная греческая поэзия. АнтологияЧитать онлайн книгу.
ещё дорога: пылкий странник.
Куда они делись, куда исчезли?
Какой-то ветер окутал их и унёс.
А тот, который, оставшись один, испугался бессонницы —
пожалуйста, вот он: бродит сейчас по улицам
с яблоками и обогревателями в руках.
Сигнал какой-нибудь пошли
Позвать тебя по имени я уже не могу.
Но всё же сигнал какой-нибудь пошли мне.
Потому что я один
как после убийства дым над стволом пистолета или как
смоковница дикая
выросшая внезапно в черноте пепелища.
Как причастная лжица
с вечера во рту завтрашнего покойника или как дубок
на месте казни,
я один и жду тебя,
навострив все чувства:
как коты, ждущие приглашения из таверны. С единственным глазом,
у которого вместо зрительного нерва
само небо под микроскопом,
и с единственным ухом, у которого вместо барабанной перепонки
не более, чем шатёр цыганский.
Со словами, бросающимися врассыпную,
как при виде поезда козье стадо,
и с тёмной душой ещё, которая всё-таки многое видит, как одинокий
под лупой запертый глаз часовщика: я один.
Я один и жду тебя.
Кладбище автомобилей
Здесь мириады шелестов ветра,
неистребимый запах смолы и бензина.
Всё здесь, всё здесь: одряхлевшие велосипеды, мопеды,
автобусные зеркала, головы фур.
Всё здесь, всё здесь: хромые трициклы, раскуроченные такси,
и даже куриной царицы трон,
заднее сиденье прогнившего Мерседеса.
Всё здесь, всё здесь: утопленные трактора,
вальцы от дорожных катков,
экскаваторы Дойч, Катерпиллар, всё здесь, всё здесь, и в той же
куче —
тысячи вечных «люблю», сказанных посреди
металлолома, репьёв и кала.
Говорит разбойник
Я устал от высокогорий
и хочу спуститься,
поцеловать руку земной Марии,
которая расправляет плети плюща в саду
и тут же рядом, за оградкой каменной, варит варенье.
Я устал, говорю вам, совсем устал,
ночь всё больше меня терзает,
и неудержимая лихорадка,
как враги – разгромленный гарнизон, захватывает меня.
Предвечерье уже,
а я на сёла, на зелёные свежие пашни вдали на равнине
всё смотрю.
Предвечерье уже и скоро начнёт смеркаться.
Ткётся смерть на ржавых водяных мельницах, птицы
вспархивают, улетают,
и, глубоко внутри их ушей, безумцев
псы преследуют,
псы преследуют и набат.
Шествие
Мёртвого ребёнка несли в гробу.
Несли по проулкам мимо запертых табакохранилищ,
мимо парикмахерских, лотков и «цыганских» кабаков.
Проносили мёртвого ребёнка,
и никто в толпе не перекидывался взглядом,
не заговаривал с идущим рядом.
Дома склонялись безмолвно, склонялись скорбно, низкий ветер