Мария и Вера (сборник). Алексей ВарламовЧитать онлайн книгу.
Она смотрела на чашу расширенными глазами, ее губы что-то шептали, а в руках у нее была сумка, и тут дьякон, любивший во всем порядок, прогремел ей прямо в ухо:
– Руки, руки где у тебя?
Она вздрогнула, точно ее ударили, хлебнула ртом воздух и стала беспомощно взмахивать руками.
– Да не так, – сказал дьякон с досадой, – левую сначала, а потом правую. Что ж ты, мать, дожила до седин, а как к чаше подойти, не знаешь?
Женщина попыталась сложить руки, как он сказал, но мешала сумка.
– Куда с кошелкой-то приперлась? Оставить, что ль, нельзя было? Боишься украдут?
«А могли бы и украсть, – равнодушно подумал священник, глядя, как дьякон воюет с женщиной, – случай такой уже был. Милиция приходила. Тут все может быть».
– Да поставь ты ее. Так. Одну руку сюда, другую сюда. Ну? Имя?
– А? А? – бессмысленно разевая рот, произносила женщина, ее всю трясло.
– Зовут тебя как?
– Нн… нн…
– Наталья?
– Нн… – замотала она головой.
– Тьфу ты, – едва не чертыхнулся дьякон, – надо ж, имя свое забыла. Тетка, ты хоть где находишься, помнишь? Ну давай, давай, бери свою кошелку и ступай. В другой раз придешь. Следующая.
– Анастасия.
– Причащается раба Божия Анастасия, – автоматически сказал священник, но глаза его следили за незадачливой женщиной, пробиравшейся к выходу. Ее толкали люди, а она совсем потерялась и пошла не в тот узкий проход, по которому шли причастники, а вломилась в самую толпу, и до священника долетало:
– Боженька, Боженька, что делать-то? Грех-то какой, Боженька.
– Да куда ж ты прешь, а?
– Боженька, как же я теперь буду?
– Ступайте, женщина, ступайте.
Она дошла наконец до выхода и исчезла за дверью, и тут священника точно что-то толкнуло, в мгновение все открылось ему, полоснуло по глазам резким светом. Он снова увидел перед собой эту женщину, ее бескровное лицо, молящие глаза, крупные натруженные руки, сжимающие сумку, и с этим всю ее жизнь – непосильную, замордованную, в которой не было времени, чтобы остановиться и себя вспомнить – голод, нужда, война, снова голод, и так изо дня в день, только одно воспоминание, как в детстве мать перед Пасхой к причастию водила, как яйца красила, как кулич пекла, как боязно было, когда батюшка на исповеди широким черным рукавом всю голову накрывал, и как теперь, мужа схоронив, вспомнила она и пошла в храм, как страшно было после стольких-то лет, но услышала она в себе робкий нежный зов: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные», и пришла к таинству, к Телу и Крови Христовой, только вот как руки правильно сложить, позабыла…
«Господи, что же я наделал-то?» – мелькнуло в голове.
Он замер, замерла его рука, в которой была чаша, и другая, с ложечкой, тоже замерла, на него удивленно посмотрел дьякон, блестя маслеными волосами, а священник уже тронулся с места и вломился в толпу людей, через которую только что пробиралась женщина. Народ тотчас же расступился,