Повести о Ломоносове (сборник). Сергей Андреев-КривичЧитать онлайн книгу.
и наших собственных!
Дьякон приблизил одна к другой отверстые[26] ладони и устремил их вверх, подняв ввысь и очи. Так он и оставался в умилении, смотрел в угол, как бы возносясь мыслию.
Михайло посмотрел, куда устремлял взор дьякон, и спросил:
– Это что, отец дьякон, вы там разглядываете?
– Как – что? Благодать узреть устремляюсь.
– Это, стало быть, она из того как раз угла на вас нисходит?
Дьякон побагровел. Мутным злобным взглядом он уставился на Михайлу и вдруг – куда девался бархатный голос! – завизжал:
– A-а! Что говоришь? Кощунствуешь? За подобное-то знаешь что?
– Знаю! Не в ад. Длинно, отец дьякон, говорили. Не короче ли было бы, если бы о Качерине вспомнили?
Дьякона под самый корень подрезало. Он ведь думал, что уж так-то тайно качеринское дело ладит, что никому о том и слыхом не слыхать. А вот оказалось, что благодарственные воздания Качерина, крестьянина, сын которого учился у них в школе, куда крестьянским детям доступ был закрыт, известны… Дьякон захлопал глазами, засопел, что-то хотел сказать, но только непонятное прохрюкал. Даже лисьей дьяконовой хитрости дело оказалось не под силу.
– Отец дьякон, – продолжал Михайло, – вы говорите, что крестьянство тем взяло, что хлеб взращивает, чем споспешествует продлению жизни рода человеческого на земли?
Дьякон ответил зло и грубо:
– Говорил. Так оно и есть.
– Однако отец мой и я – мы поморы, по воде ходим, а хлеб растим только что для себя. Мы, значит, из общего установления уже и выступили? А? Посему учрежденное для крестьянства, которое хлеб взращивает, нас уже и не касается?
– А ты не мни, что я глупее тебя разумом случился. Когда тебе еще сопли мать подолом утирала…
Но тут дьякон вовремя заметил, как бешено сверкнули глаза у Михайлы, как он потемнел лицом и двинулся вперед. Как-то невольно голова дьякона нырнула в плечи.
– Опомнись, опомнись! – крикнул дьякон.
Михайло косо посмотрел на съежившегося дьякона и процедил сквозь зубы:
– Видно, отец дьякон, духом приуготовились стать за проповедуемую истину?
Он круто повернулся и пошел к двери.
Глава четырнадцатая
«ПАРИЖСКИЙ СТУДЕНТ»
Но Михайло не успел выйти. Дверь распахнулась, и на пороге появился высокий плечистый человек в одном кафтане и без шапки. Он окинул глазами перепуганного дьякона, взглянул на разъяренного Михайлу.
– Эге! Никак, баталия?
– Никакая не баталия! – И остановившийся при появлении неизвестного Михайло взялся за ручку двери.
– Дерзости преисполнен, – заявил приободрившийся дьякон, – дерзости. Грамотей здешний знаменитый.
– Кто? – насторожился вошедший.
– Михайло Ломоносов.
– А-а-а… Ломоносов. Слыхал.
Вошедший преградил путь Михайле.
Михайло сделал еще шаг вперед.
– Погоди! Потолкуй с Иваном Каргопольским. Давно пора. Еще когда следовало прийти.
Михайло
26
О т в е́ р с т ы й – открытый.