…жив?. Братья ШвальнерыЧитать онлайн книгу.
что Она не такая уж дура, и все понимает.
Но почти сразу Он отогнал от себя эту мысль – с другой стороны, подумал он, чего она хочет, если никаких особо тесных отношений между ними нет? Хоть бы раз призналась Она сама Ему в любви, сама проявила инициативу. Вон девушка, которую приводил Брат, давно уже объяснилась с ним. Да чего там – Брат у нее с языка не сходит. Чем плохой пример? Он читал, что были когда-то времена, когда девушек принято было добиваться, но они давно прошли, поросли мхом и превратились в былинные. Надо перестраиваться. Все и вся ждут перемен, но никто не решается революционно провести их в жизнь. А что бывает, когда никто не решается? Тогда перемены сами постепенно входят в быт, вытесняя быт прежний. Но в таком случае процесс становится неподконтрольным… Что же выходит? От таких нерешительных в мелочах людей, как Она, зависит сама жизнь. И влияют они на нее не лучшим образом.
Обо всем этом Он думал, лежа у нее на коленях. Она проводила руками по его обнаженному телу, будучи не в состоянии, казалось, насытиться Его присутствием, и оттого казалась Ему еще более навязчивой. От навязчивых людей Ему всегда хотелось бежать как можно дальше, но пока бежать было некуда – Охота еще продолжалась, и, сидя в ее маленькой квартирке, они не решались включать свет лишний раз, чтобы не встречаться с тем, с кем не следует. Ничего не оставалось, как предаваться любви.
Хотя, любовью это назвать было нельзя. И страстью тоже – потому что страсть есть некое подобие чувства, а у Него к Ней чувств не было. Скорее, животное совокупление – вот что это было такое. И не приносило уже Ему радости, как раньше, а, скорее, больше изнашивало – впечатление было такое, что Она Им пользуется. Причем, настолько сильное впечатление, что после совокупления Он подходил к зеркалу, осматривал всего себя, даже открывал грудную клетку и смотрел на сердце – не изменилось ли оно, не появилось ли в нем чувств, не стало ли оно по-особенному биться, как бьется у любящих людей? «А откуда мне знать, как оно у любящих, когда мне это чувство неведомо?» – с горечью думал Он и, констатировав статичность сердечной мышцы, возвращался в кровать.
Когда, казалось, Он совсем уже устает от Нее, Охота заканчивалась. Всегда это происходило поразительно вовремя – еще немного, минута буквально, и терпение Его могло лопнуть, Он мог наговорить Ей гадостей, ударить Ее, превратить Ее в миллионы осколков, которые после самому пришлось бы собирать (во время следующей Охоты). Но до этого, к счастью для обоих, не доходило. К несчастью для них же, в эту минуту начиналось Его вранье. Даже хуже вранья – это было молчание. И это молчание было тем опасно, что оно давало Ей повод домысливать, что они не чужие люди, что Он, возможно, питает что-то к ней и придет до следующей Охоты. Он не приходил. А Она все равно так думала. Ну кто же запретит Ей думать?..
«Ладно, пусть думает, а я пойду. Скажусь занятым. Надоело».
Охота кончалась, а день еще нет. Надо было где-то провести его остаток, а домой идти не хотелось – после массового гуляния еще несколько дней витал в душе приятный осадок раскрепощения народных масс, и Его самого, в том числе. Хотелось еще хмеля на губах, еще веселых танцев с песнями,