Книга не про деда. Сергей Николаевич ТихорадовЧитать онлайн книгу.
Тогда я вошёл в дом, старый, но тёплый, по сравнению с улицей. Прошёл в комнату, посмотрел на работу бригады. Я уже знал всех этих людей, хоть и не был знаком с ними. Просто как-то внутренне знал, и как будто всегда, всю жизнь. Наверное, тоже эти самые гены.
Дедуле что-то кололи, что-то записывали с его слов, даже сфоткали, а потом сказали:
– Эх, не вовремя ты, отец, захворал. Вокруг, сам знаешь, что творится.
Это водитель сказал, он как бы младший врач в бригаде. Сказал не про то, что вокруг старый дом, а про то, что за пределами его старости ещё хуже. Из слов младшего врача я понял, что ему не нравится то, что творится. А вот дед думал иначе. Он глянул на меня и улыбнулся:
– А что творится-то? Вон, молодёжь творится, вся такая шустрая… Да, молодёжь?
Это он меня спросил, подмигнув. И я понял, что он из тех, у кого нет ни телевизора, ни интернета, и он вполне может не знать о вирусе, который всех распугал с улиц, словно в стаю воробьёв кошкой бросили. У нас с мамой, кстати, тоже нет телевизора. Мама сказала, что это «дурацкий ящик», который неприлично иметь приличным людям, хотя непонятно – почему «ящик»? Он же скорее, как картина, или как зеркало, такой же тощий.
– А ты, дед, совсем, видать, от жизни отстал, – сказал водитель «скорой», не сдаваясь дедовой улыбке, – Карантин на дворе, эпидемия. Неужто ты не заметил, что все в наморд… в масках все? Это у вас называется «социальная ответственность», да, дед?
Водителю очень хотелось, чтобы все вокруг думали, как он – то есть, что вокруг всё плохо. Я заметил, что взрослым часто приятно бывает, когда другие тоже думают о том, что всё плохо. Наверное, это признак взрослости – думать о том, что всё плохо, и ругать тех, кто не согласен. Вот я и думаю – взрослеть, или пока обойдусь?
Мама обернулась ко мне, и сказала:
– Спасибо, Серёжа, вовремя позвонил, – и я понял, что никакого нагоняя мне ни за что не будет.
Мама у меня другая. Никаких вопросов не будет, замечаний не будет, а будет суп вечером… или не будет, потому что уже поздно, а мы с мамой правильно питаемся.
Ну, пытаемся питаться…
– У меня бутерброды есть, – сказал я всем, – будете?
И показал на рюкзачок, мол, внутри бутерброды. Мужчина-врач сказал серьёзно:
– Не, спасибо, парень, не хочется. Куда дедулю, Мария Александровна?
А водитель взглянул на меня так странно, мол, всё вокруг и так плохо, а тут еще этот пацан со своими бутербродами.
Мама пролистала что-то в планшете, упакованном в толстый резиновый конверт, чтобы падать и не разбиваться. Пролистала, потом махнула рукой и сказал:
– Чего это я… Ясно же и так, что некуда, Иван Трофимович. Разве что к себе.
Она это не то, чтобы шутя сказала, а с каким-то интересным выражением, то ли беспомощности, то ли непонятной грусти. И тут чёрт, который меня дёргает, взял, да и сделал это в третий за сегодняшний день раз. Это потому, что не любит он грусти. Ему проще меня дёрнуть, чем самому грустить. Или у нас с мамой один чёрт на двоих.
– А давай, мама, возьмём дедушку к себе, – сказал я, и добавил, –