Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге. Юрий ЖукЧитать онлайн книгу.
радует, что есть ещё люди, которые озабочены моей личной судьбой. Я Вас благодарю за то, что Вы мне идёте навстречу… Но помогите этой несчастной семье! Вы сделаете хорошее дело. Там в доме цветут великие души России, которые облиты грязью политиков. Я благодарю Вас, господа, но я останусь с царём! – сказал Боткин и встал. Его рост превышал всех.
– Мы сожалеем, доктор, – сказал Мебиус.
– В таком случае, поезжайте опять назад. Вы можете ещё обдумать».[143]
Конечно же, этот разговор – чистой воды вымысел, равно как и личности Маклаванского и доктора Милютина.
И, тем не менее, не всё в «воспоминаниях» Й. Мейера оказалось плодом его необузданной фантазии. Так, упоминаемый им «Революционный Штаб» в действительности, всё же, существовал. (До мая 1918 года он назывался Штабом Революционного Западного фронта по борьбе с контрреволюцией, после чего его сотрудники были зачислены в штат Средне-Сибирского Окружного Комиссариата по Военным делам, в котором Й. Мейер стал занимать весьма скромную должность переписчика Агитационного Отдела.)
Как и все узники дома Ипатьева, доктор Е. С. Боткин писал письма и получал ответы на них из далёкого Тобольска, где оставались его дочь Татьяна и младший сын Глеб.[144]
Вот отрывок одного из них от 4 мая (23 апреля) 1918 года, в которое она вкладывает всю свою дочернюю любовь:
«(…) Драгоценный, золотой ненаглядный мой папулечка!
Вчера мы были ужасно обрадованы твоим первым письмом, которое целую неделю шло из Екатеринбурга; тем не менее это были наиболее свежие известия о тебе, потому что приехавший вчера Матвеев, с которым Глеб разговаривал, не мог нам сказать ничего кроме того, что у тебя была почечная колика <неразб.> этого я ужасно боялась, но судя по тому, что ты уже <неразб.> писал, что здоров, я надеюсь, что эта колика была несильная. (…)
Не могу себе представить, когда мы увидимся, т. к. у меня нет никакой надежды на <неразб.> уехать со всеми, но я постараюсь приехать всё-таки поближе к тебе. Без тебя здесь сидеть <неразб.> очень скучно, да и бесцельно. Хочется какого-нибудь дела, а не знаешь, чем заняться, да и долго ли придётся здесь жить? От Юры за это время было всего одно письмо, да и то старое от 17 марта, а больше ничего.
Пока кончаю, мой дорогой. Не знаю, дойдёт ли до тебя моё письмо. А если дойдёт, то когда. И кто же будет читать до тебя.[145]
Целую тебя, мой драгоценный, много, много и крепко – как люблю.
До свидания, мой дорогой, мой золотой, мой любимый. Надеюсь, что скоро увидимся. Целую тебя ещё много раз.
Содержась в доме Ипатьева, Е. С. Боткин неоднократно просил коменданта помочь ему отыскать его чемодан с бельём, но и эта, казалось бы, пустяшная просьба осталась без внимания…
Поэтому в своём очередном письме к отцу от 18 (5) мая Т. Е. Боткина сообщала:
«(…) Пишу тебе уже из новых наших
Мейер Й. Как погибла Царская Семья. М., Товарищество «Возрождение» Всероссийского фонда культуры, 1990, стр. 16–18.
В настоящее время в фонде 740 ГА РФ имеются несколько писем Т. Е. Боткиной, которые она написала в Екатеринбург своему отцу.
Эта фраза вписана между строчками мелким почерком.
ГА РФ. Ф. 740, оп. 1, д. 26. Опубл.: Ковалевская О. Т. С Царём и за Царя. Мученический венец Царских слуг, стр. 157, 158.