Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах. Валерий ЛедяевЧитать онлайн книгу.
Исследования Э. Ди Гаэтано и Дж. Клемански в Бирмингеме и Бристоле, К. Доудинга в Лондоне, П. Джона и Э. Коула в Лидсе, Саутгемптоне, Лилле и Ренне, П. Кантора, X. Сэвитча и С. Хэддок в пяти европейских (Париж, Милан, Неаполь, Ливерпуль, Глазго) и трех североамериканских (Детройт, Нью-Йорк, Хьюстон) городах, Э. Стром в Берлине, И. Треттер в Глазго, А. Хардинга в Манчестере, Эдинбурге, Гамбурге, Амстердаме, Д. Уэллера в Норвиче и Кардиффе и др. показали определенные отличия городских режимов в европейских городах, обусловленные спецификой политических институтов и традиций в европейской городской политике. В их числе обычно называются более значимая роль городских политико-административных элит (обусловленная более централизованной системой государственного управления, сравнительно небольшой долей финансирования городских проектов и кампаний из местных источников), наличие сильных политических партий и меньшая политическая мобилизованность бизнеса.
В силу этих причин взаимоотношения между публичной властью и группами интересов имеют в Европе несколько иной характер, чем в США. Государственная власть перевешивает все остальные элементы, а наиболее значимую роль играют вертикальные и горизонтальные связи в публичном секторе. Поэтому несмотря на тенденции к возрастанию влияния бизнеса, ключевые решения по основным вопросам развития города по-прежнему принимают политические лидеры. Общий вывод, к которому приходит большинство исследователей, состоит в том, что хотя в Европе городские коалиции, выступающие за экономический рост, и становятся все более значимым фактором городской политики, они не играют доминирующей роли, как в Соединенных Штатах; бизнес участвует в них, но по-прежнему главенствующее место занимает публичная власть (см., напр. [Harding, 1999: 696; Mossberger, Stoker, 2001: 820; John, Cole, 1998: 382–404; Valler, 1995: 33–47]).
Вместе с тем происходящие под влиянием глобализации изменения стимулируют переход к иному характеру городского управления, который обозначается аналитиками как переход от «urban government» к «urban governance»[87]. Он связан с тем, что появление международных секторов экономики, интернациональных экономических институтов, мобильной системы инвестиций капитала ослабляет возможности городских властей (government) контролировать развитие города. В условиях растущей сложности и многомерности социальной жизни, менее однозначных, чем в прошлом, связей горожан с территорией их проживания, укрепления тенденций к децентрализации политической жизни в связи с потребностями учета разнообразных и противоречивых местных интересов система принятия политических решений, в которой ранее доминировали публичные политики, трансформируется в более сложный по своему представительству механизм управления, где власть, ресурсы и ответственность принадлежат не только «официальным лицам», но и довольно широкому кругу других участников городской политики, в том числе бизнесу При этом рост межгородской конкуренции и необходимость борьбы за инвестиции заставляют политическую элиту города быть «более предпринимательской» и, соответственно,
Governance (в русском языке не просто найти адекватный термин для обозначения governance, который бы отражал отличие от government, даже в Великобритании они нередко отождествляются; возможные варианты перевода – «политическое управление» или «политико-экономическое управление») – определяются как процесс, в котором осуществляется коллективное решение проблем и реализация интересов общества; в нем участвуют разные акторы и тем самым размываются различия между управляющими и управляемыми; при этом government выступает в качестве одного из инструментов governance (см. [Leach, Percy-Smith, 2001: 2–5; Swyngedow, 2005: 1993–1995]).