Дама с рубинами. Совиный дом (сборник). Евгения МарлиттЧитать онлайн книгу.
тем больше было чести фамилии. С каждым новым подъезжающим к крыльцу экипажем важная фигура бабушки, игравшей роль хозяйки, все вырастала. А какие бессмысленные разговоры вели эти люди! Если бы в это общество попал незнакомый человек, он бы подумал, что покойник был калекой, во всех отношениях жалким, нуждающимся в посторонней помощи человеком, которому можно было только пожелать «вечного покоя» и переселения на тот свет.
– Ему теперь хорошо! – говорилось на разные лады, но ни один из этих красноречивых ораторов не знал, что именно в последние часы жизни он был пронизан тайным намерением, которое хотел непременно исполнить.
Он не предчувствовал своей близкой кончины, когда выезжал из дому.
На фабрике среди всех взволнованных разрушениями людей он один был спокоен. Осмотрев все и сделав распоряжения, Лампрехт поехал домой, и здесь-то, на обратном пути, его подстерегла смерть.
Видимо, почувствовав головокружение, он сошел с лошади, привязал горячее животное и лег на мягкий мох в тени деревьев. Но какой ужас должен был охватить его, когда он понял, что умирает, – об этом не думал никто, ведь теперь его лицо выражало только холодное спокойствие.
Внезапно расстаться с жизнью, не выполнив своего намерения, не исполнив долга… Неужели отлетевшая душа погружается в такое полное забвение всего земного, что ей может быть хорошо, как утверждают эти люди, даже при таких условиях?
Все оставшиеся в галерее ушли, и наступила такая торжественная тишина, что в зале было слышно потрескивание горевших восковых свечей.
Тогда из глубины темной галереи вышел живописец Ленц, который, вероятно, стоял там незаметно в продолжение всей церемонии.
Старик был не один, а с маленьким внуком. По указанию дедушки мальчик направился к обитому черным крепом высокому катафалку, на котором стоял гроб. Но только он хотел занести ногу на первую ступеньку, как из залы, словно безумный, выскочил Рейнгольд.
– Не смей всходить туда! – выкрикнул он сдавленным голосом, задыхаясь от негодования, и отдернул ребенка за руку.
– Позвольте моему внуку поцеловать руку, которая… – Старый живописец не закончил своей скромной просьбы.
– Это не годится, Ленц, неужели вы этого не понимаете! – поспешил прервать его молодой человек. – Что же было бы, если бы все наши рабочие предъявляли подобные требования? А вы, конечно, согласитесь, что ваш внук не имеет на это больших прав, чем дети остальных служащих.
– Нет, господин Лампрехт, с этим я не могу согласиться, – горячо возразил старик, и кровь бросилась ему в лицо. – Коммерции советник был…
– Ну да, боже мой, – согласился Рейнгольд, нетерпеливо пожимая плечами. – Папа был, конечно, иногда непостижимо снисходителен, но, зная его образ мыслей, трудно допустить, чтобы он позволил такое фамильярное отношение со стороны мальчика в присутствии знатных друзей. – Он указал на залу. – Поэтому и я не могу этого разрешить. Уходи же! – Он развернул ребенка за плечи, указывая