Жизнь Клима Самгина. Максим ГорькийЧитать онлайн книгу.
что в этом есть что-то безумное. Или – искусственное.
Клим взглянул на нее почти с досадой; она сказала как раз то, что он чувствовал, но для чего не нашел еще слов.
– И потом, – продолжала девушка, – у них все как-то перевернуто. Мне кажется, что они говорят о любви к народу с ненавистью, а о ненависти к властям – с любовью. По крайней мере я так слышу.
– Но, разумеется, это не так, – сказал Клим, надеясь, что она спросит: «Как же?» – и тогда он сумел бы блеснуть пред нею, он уже знал, чем и как блеснет. Но девушка молчала, задумчиво шагая, крепко кутая грудь платком; Клим не решился сказать ей то, что хотел.
Он находил, что Лидия говорит слишком серьезно и умно для ее возраста, это было неприятно, а она все чаще удивляла его этим.
Через несколько дней он снова почувствовал, что Лидия обокрала его. В столовой после ужина мать, почему-то очень настойчиво, стала расспрашивать Лидию о том, что говорят во флигеле. Сидя у открытого окна в сад, боком к Вере Петровне, девушка отвечала неохотно и не очень вежливо, но вдруг, круто повернувшись на стуле, она заговорила уже несколько раздраженно:
– Отец тоже боится, что меня эти люди чем-то заразят. Нет. Я думаю, что все их речи и споры – только игра в прятки. Люди прячутся от своих страстей, от скуки; может быть – от пороков…
– Браво, дочь моя! – воскликнул Варавка, развалясь в кресле, воткнув в бороду сигару. Лидия продолжала тише и спокойнее:
– Нужно забыть о себе. Этого хотят многие, я думаю. Не такие, конечно, как Яков Акимович. Он… я не знаю, как это сказать… он бросил себя в жертву идее сразу и навсегда…
– Как слепой в яму упал, – вставил Варавка, а Клим, чувствуя, что он побледнел от досады, размышлял: почему это случается так, что все забегают вперед его? Слова Томилина, что люди прячутся друг от друга в идеях, особенно нравились ему, он считал их верными.
– Это говорит Томилин, – с досадой сказал он.
– Я не сказала, что это мной придумано, – отозвалась Лидия.
– Ты слышала это от Макарова, – настаивал Клим.
– И – что же?
– Дядя Яков – жертва истории, – торопливо сказал Клим. – Он – не Иаков, а – Исаак.
– Не понимаю, – сказала Лидия, подняв брови, а Клим, рассердясь на себя за слова, на которые никто не обратил внимания, сердито пробормотал:
– Когда Макаров пьян, он говорит отчаянную чепуху. Он даже любовь называет рудиментарным чувством.
Варавка неистово захохотал, размахивая сигарой. Вера Петровна, снисходительно усмехаясь, заметила:
– Ему не знакомо понятие рудиментарный.
Лидия посмотрела на них и тихо пошла к двери. Климу показалось, что она обижена смехом отца, а Варавка охал, отирая слезы:
– Хо-хо… ах, дети, дети!
Климу хотелось пойти за Лидией, поспорить с ней, но Варавка, устав хохотать, обратился к нему и, сытым голосом, заговорил о школе:
– Не тому вас учат, что вы должны