Два товарища. Владимир ВойновичЧитать онлайн книгу.
пределы.
– Ну как? – спрашиваю я.
– Здорово! – искренне говорит Толик. Он залезает на ящик и садится на край, свесив ноги. – И как ты все это помнишь? Не голова, а совет министров. Я даже в школе когда учился, никак эти стихотворения запомнить не мог. Не лезут в голову, да и все. Слушай, а вообще вот, наверное, которые стихи пишут… поэты… ничего себе зарабатывают.
– Наверно, ничего, – соглашаюсь я.
– Работа, конечно, не для всякого, – задумчиво говорит он. – Не с нашими головами. А я вот читал в газете: один чудак нашел в пещере… забыл чего нашел. Деньги, что ли. Ты не читал?
– Нет, не читал.
Толик вздыхает.
– Мне бы чего-нибудь такое найти, я б матери платье новое справил. Джерси.
– Да зачем ей джерси?
– Ну так, знаешь. Слушай! А что, если мы с тобой вдруг проваливаемся сквозь землю, и перед нами… – он закатывает глаза и мечтательно покачивает головой, – куча золота.
– Да ну тебя, – говорю я. – Нужно тебе это золото.
– А что? – говорит Толик. – Зубы вставил бы.
– Зачем тебе? У тебя и свои хорошие.
– Золотые лучше, – убежденно говорит Толик.
Разговоры мы вели, может, и глупые, но в то время я мало думал об этом.
Я относился к Толику хорошо до тех пор, пока не произошла эта история, которая помогла мне понять и Толика, и себя самого.
Но расскажу по порядку.
Однажды в субботу я сидел в большой комнате за обеденным столом и под надзором мамы готовился к новому поступлению в институт – учил русский язык. Mама лежала у окна на кушетке и читала «Маленького принца» Экзюпери, который в последнее время стал ее любимым писателем, оттеснив на второй план Ремарка. Все, что писал Экзюпери, казалось маме очень трогательным. В самых трогательных местах она доставала из-под подушки давно уже мокрый платок и плакала тихо, чтобы мне не мешать. Напротив нее за своей швейной машинкой сидела бабушка. Она перешивала мою старую куртку: наверное, думала, что я эту куртку буду еще носить. Треск машинки меня раздражал.
– Мама, – сказал я, – я пойду к себе в комнату.
Мама подняла ко мне заплаканное лицо и твердо сказала:
– Нет, ты там ляжешь на кровать.
– Но ты же лежишь, – сказал я.
– Я лежу, потому что отдыхаю. Работаю я всегда сидя.
Мама вытерла слезы и снова уткнулась в книгу, давая понять, что разговор окончен.
Делать было нечего, я снова взялся бубнить эти проклятые правила. Я старался делать это как можно громче, чтобы заглушить раздражавший меня стрекот швейной машинки.
– «Слова, – читал я, – нужно переносить по слогам, но при этом нельзя отделять согласную от следующей за ней гласной, например: лю-бовь, кро-вать, пе-тух».
Когда я это прочел, бабушка остановила машинку и насторожилась. В воздухе повисла зловещая тишина. Я сразу почувствовал, что что-то произошло, перестал читать и повернул голову к бабушке. Она не отрываясь смотрела на меня и молчала. Я, не зная, что сказать, тоже молчал.
– Что такое «хетуп»? – строго спросила бабушка.
– Хетуп? – переспросил