Владимир Красное Солнышко. Борис ВасильевЧитать онлайн книгу.
собой двумя руками. Гнев, страх и ярость смешались в ее взгляде, невероятной радугой отражаясь в широко распахнутых глазах, а яркий румянец, вспыхнувший на щеках, делал ее наивно-отчаянной и прекрасной в этом отчаянии.
– Рогнеда?
Девушка молча бросилась на него. Владимир отпрянул, развернул ее и крепко прижал к себе.
– Хороша, – сказал он. – Чудо как хороша. Жаль, что придется тебя обидеть.
Из рук девушки выпал меч, глухо ударился о шкуры, которые устилали пол залы. И тотчас же с княжеского места поднялся ее отец, князь Рогволод:
– Ты будешь драться со мной!
– Привязать князя и княгиню к их креслам! – приказал Владимир.
Он действовал совсем как его отец, когда-то изнасиловавший Малушу на глазах челяди. Таков был обычай раннего Средневековья. Этим противнику наносилось тяжелейшее и несмываемое оскорбление.
Ладимир сказал осторожно:
– Не надо бы, великий князь…
– Надо! – по-отцовски рявкнул Владимир, заваливая девушку на покрытый шкурами пол.
До конца жизни Рогнеда ненавидела его за великий позор, который она приняла тогда от него. Владимир неспешно и по-своему даже очень нежно насиловал ее на глазах родителей, в душе, впрочем, глубоко сожалея, что ему приходится поступать именно так. Но этого требовал варяжский кодекс чести, нарушить который он не мог. И всю жизнь Владимир любил ее больше, чем всех своих жен и многочисленных любовниц. И Рогнеда всю жизнь любила только его. Сквозь ненависть и отчаяние, сквозь прилюдный позор и душевные муки. Он был и остался первым и единственным мужчиной в ее жизни.
Наконец кончилось это позорище, Владимир сказал, еще не встав на ноги:
– Ладимир, прикажи гридням заколоть всю семью. Кроме Рогнеды. Ее отправить в мой новгородский дворец.
– И Рогдая! – выкрикнула Рогнеда, оттолкнув Владимира. – Не смейте трогать моего брата!
– Никто его и не тронет, – сказал Добрыня, подхватив пятилетнего малыша. – Ого, кусается! Я из него доброго богатыря выпестую…
И вышел с мальчонкой на руках.
Добрыня Никитич уехал сразу же, не стал участвовать ни в грабежах, ни в насилиях. Увез Рогдая, передал мальчонку знакомой вдове, недавно потерявшей мужа, и только проделав это, нагнал Владимира.
– Не по-божески ты поступил, племянничек. Ох, не по-божески…
– Зато с удовольствием, – угрюмо проворчал новгородский князь.
Он тоже почему-то был недоволен собой. Недовольство это занозой сидело в сердце, он не мог разобраться, откуда оно возникло, и предчувствовал, что нескоро от него избавится.
– А душу собственную заплевал, – негромко сказал Ладимир.
Владимир вздохнул, но промолчал.
– Коли молчишь, значит, и сам понимаешь, сколь заплевал.
– А ты… Ты помолчи.
– Значит, понял. И то хорошо.
Разгромив Рогволода, князь