Могусюмка и Гурьяныч. Николай ЗадорновЧитать онлайн книгу.
работой и постоянными родами.
После бани и обеда Захар сходил в лавку.
По случаю его возвращения собрались знакомые, мастера, торговцы, лабазники. Расспрашивали про ярмарку, про цены на шерсть и железо, про волнения в киргизской степи.
– Это все Хива мутит. Смущает этих мусульман, – говорил Терентий Запевкин, зажиточный заводской мастер, узколицый, лысый, с окладистой бородой, которой заросло все его лицо, только виден острый и кривой горбатый нос да узкие глаза.
– Есть знак и на Хиву, и на турок, – говорил Захар. – Мне сами же азиаты рассказывали, что из Турции святые выпущены, чтобы смущать мусульман против русских.
– Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит, – молвил густым басом Прокоп Собакин, тучный бородатый мужик с обрюзгшим, багровым лицом.
– Змея укусит, – подтвердил Запевкин.
– Ай, ай, худой человек! – заговорил татарин-торговец Рахим Галимов. – Худой человек…
– Зашел я в городе в азиатскую харчевню, – рассказывал Захар, – с товарищем, с киргизом. Смотрим, сидят татары, киргизы. Какой-то человек, похожий на хивинца, глаза, как у ястреба, что-то рассказывает. Я киргиза спросил: «Что он говорит?» А этот киргиз, старый мой знакомый, еще отцу коней продавал, он мне перевел, что, мол, говорит, как на стене кафтан висит, так, мол, все русские висеть будут.
– Ну а ты что? – с чувством спросил худой заводской мужик Кузьма Залавин, сидевший у порога на корточках.
– Ай, ай, худой человек! – восклицал Галимов. – Такой человек хватать надо, тюрьма сажать.
– Я подозвал хивинца к себе и спрашиваю: «Что, мол, ты сейчас говорил?» Он сразу струсил, согнулся. Мы с киргизом посмеялись и пошли прочь.
– У меня бы не ушел, – заметил Прокоп.
– Турция мутит, – сказал Запевкин.
– Только башкиры-то не подымутся против русских, – отозвался с порога Кузьма.
– Москвичи говорят, что война с турками будет, – подхватил Захар.
– Ну а что в степи? Что слыхать? Хан-то киргизский…
Пошли разговоры про пограничные новости. Захар рассказал, что будто бы собираются отправлять войска на Хиву.
– Это ведь уж двадцать лет все говорят: мол, на Хиву, на Хиву, – да никак не соберутся, – отозвался Собакин.
Потом разговорились про заводские непорядки: шел слух, что скоро будет новый хозяин, что льгота, данная на землю, кончается и больше ее не продлят.
Вечерело.
Мимо проехали ребятишки на конях, подняли пыль, и она стояла облаком в воздухе. Вдали синели низкие волны хребта.
Люди толковали о делах, ждали каких-то событий. Жилось скучно и однообразно, и ум хватался за всякую новость. С самого дня отмены крепостного права все чего-то ждали: кто лучшего, кто худшего. Богатые заводили оружие и замки покрепче и старались вот в такие вечера держаться дружней, хотя в иное время сами готовы были перегрызть друг другу глотки.
Вечером Захар пил чай со свежим вареньем. Слышались глухие удары кричных молотов на заводском дворе. Настя и Феклуша разбирали огромную кучу ягод, ссыпанных из опустевших, докрасна измазанных