Фьямметта. Джованни БоккаччоЧитать онлайн книгу.
чьих лучей я жду как вожатых, и нерасторжимой любовью нашей, и жалостью, что разлучает нас, – клянусь: не окончится четвертый месяц, как (с соизволения неба) ты увидишь меня вернувшимся! – Засим взял меня за руку правою рукою, обернулся к тому месту, где виделись священные изображения наших богов, и сказал: – Святейшие боги, владыки неба и земли, будьте свидетелями этого обещания и клятвы, что я даю своей десницей; а ты, Амур, будь соучастником; а ты, прекраснейший покой, что мне желаннее, чем небеса богам, – был ты тайным свидетелем наших желаний, сохрани же и эти слова; если я по своей вине их не сдержу, пусть боги на меня разгневаются, как в старину Церера на Эрисихтона, Диана на Актеона и Юнона на Семелу».
Сказав это, он обнял меня от всей души и стал прощаться прерывистым голосом. При этих словах, залившись горькими слезами, я не могла вымолвить ни слова, пока наконец, поборов себя, не произнесла печальными устами следующего:
«Пусть клятву, что мои уши слышали и что моя десница от твоей получила, так в небесах Юпитер запечатлеет, как Изида мольбы Телетусы, а на земле пускай она вполне исполнится, как ты хочешь и как я желаю».
Провожая его до дверей своего дворца, хотела сказать «прости» – вдруг языка лишилась и свет в глазах померк. И как надломленная роза в открытом поле среди зеленых трав, почуя солнечные лучи, никнет, теряя цвет, так я, полуживая, упала на руки моей служанки и долго пребывала так, пока вернейшая прислужница холодной влагой меня не возвратила к печальной жизни; думая, что он все еще у дверей, как бешеный бык, получив смертельный удар, в ярости прыжками подымается, так поднялась я, ошеломленная, почти не видя, побежала, раскрыв объятия, – и заключила в них свою служанку, думая, что это мой господин, и хриплым голосом, вконец рыданиями разбитым, сказала: «Прощай, душа моя!»
Служанка промолчала, видя мою ошибку, я же, очнувшись и увидев, что я обозналась, едва сдержалась, чтобы снова не лишиться чувств.
Уже совсем был белый день, когда, увидя себя в покое без своего Панфило, обвела я глазами стены и, долго помолчав, спросила, будто сама не зная, у служанки, что с ним сталось. Плача, та отвечала: «Уж много времени прошло, как он сюда принес вас на руках и днем был принужден, заливаясь слезами, расстаться с вами».
Я ей сказала: «Значит, он уехал?»
«Да», – ответила служанка.
Тогда я спросила дальше: «С каким же видом он уехал? С мрачным?»
«С печальным, – ответила она, – я никогда не видела никого грустнее».
«Что он делал, что говорил, когда уезжал?»
Она ответила: «Вы как мертвая остались на моих руках, душа ваша блуждала неведомо где; когда он увидел вас в таком положении, нежно взял к себе на руки, ища рукою, не покинула ли вас боязливая душа, но, услыша, что ваше сердце сильно бьется, заплакал и сотню раз призывал вас к последним поцелуям. Но, видя вас недвижною, как мрамор, принес вас сюда и, опасаясь худшего, со слезами целовал ваше лицо и говорил: “Высшие боги, если в моем отъезде есть какая-нибудь вина, пусть кара падет на меня, а не на