Странные истории. Пётр Петрович АфрикантовЧитать онлайн книгу.
и сейчас я чувствовал этот дискомфорт. Уставшие ноги и тело просили отдыха, неприятный холодок пробирался под мышки, а совесть заставляла стоять здесь, с этими людьми, как будто я был должен это делать.
«Возьми и уйди,– поднимался во мне голос,– кто тебя здесь держит и кто тебя здесь знает? Стоял – и ушёл; был – и нет».
Но эти мысли ещё более раздражали. И ещё я понимал, что если уйду, то этот поступок будет меня долго мучить и лучше уж постоять, от греха подальше, а точнее от совестного дискомфорта впоследствии.
Успокоив себя таким образом, я стал рассматривать могилку, около которой мы стояли. Она была обычной, как многие другие вокруг: стандартное надгробие, такая же оградка, памятник, деревянный крест. Такое сочетание креста и памятника, встречается довольно часто. Крест, как правило, стоит без каких либо излишеств: надписей, фотографий, листочков, цветочков и прочее. А вот памятники! Про памятники, такого не скажешь.
Памятники ставят разные, и что на них неизменно присутствует, так это фотографии. Вот и здесь на памятнике, тоже была прикреплена фотография. На ней был изображён юноша с роскошными волосами и спокойным взглядом доверчивых глаз. Мне показалось, что он улыбается.
«Странно,– подумал я,– посмотрю – не улыбается, вгляжусь получше – снова улыбается». И тут меня осенила догадка – его улыбка была спрятана в уголках губ, вот почему, просто окидывая глазами портрет, я находил его спокойным и даже немного сосредоточенным. Но стоило мне вглядеться в черты лица, как я тут же находил, запрятанную в уголках губ, улыбку.
– Галлюцинации что- ли? – подумал я, и перевёл свой взгляд на надпись.
– Ешутин Андрей,– было написано ниже золотыми буквами.
«Наверное, сын», – решил я и тут вспомнил о женщине. Внешне они были почти не похожи. Черты лица мало говорили о родстве. А вот взгляд! Во взгляде что- то проскальзывало общее, но что?
Посмотрев на женщину, почти уже старушку, я заметил в её глазах волнение. Она быстро бросала взгляд то на священника, то на могилку, то на меня. Я, повнимательнее, посмотрел на могильный холмик и понял причину её волнения – на могилке стояла довольно большая свечка и горела. Её пламя буквально билось, не в силах удержаться за фитилёк. Ветер же налетал то справа, то слева и язычок пламени метался из стороны в сторону.
Иногда пламя на некоторое время выравнивалось, но оставалось неспокойным – падающая морось заставляла его коптить и потрескивать. Но как только порыв ветра усиливался, то оно разом пригибалось, даже ниже фитилька, стараясь спрятать головку в выплавившуюся восковую ложбинку в центре свечки.
Иногда огоньку такой маневр удавался, ветер пролетал, и пламя снова выходило из своего укрытия. Иногда же порывы ветра были столь сильны, что пламя, не надеясь спастись в ложбинке, выскальзывало из неё и, изогнувшись, как бы пряталось за саму свечку с подветренной стороны. Каждый раз воздушные струи пролетали, не нанося вреда пламени, хотя оно не раз было на грани затухания. Казалось, ветер караулит язычок