Ветвь Долгорукого. Николай ИльинскийЧитать онлайн книгу.
не такой, как у вашего мессии, но все же… А ну, километров пятнадцать махнуть без единого присеста… А-а?! Главное, мы на свободе, Олекса! Держись!.. Вашего Христа казнили, ты знаешь, распяли, зря это сделали… Скажу тебе, казнь бывает разная: отрубят голову, мученье мгновенное, распнут на кресте – несколько часов мучайся, а раб всю свою жизнь может мучиться… Мы с тобой счастливчики! Не рабы!
– Что ты теперь будешь делать, Ян? – искоса посмотрел Олекса на товарища.
– Я же говорил: буду искать сторонников Раби Моше бен Майона… Братья Маккавеи знали, что делать, Олекса!
Кто такие братья Маккавеи, Олекса не знал и спросить постеснялся, а Ян встал, отряхнулся и, с сожалением глядя на друга, решительно сказал:
– Здесь мы будем с тобой прощаться, Олекса… Дальше у нас пути разные… А ты хороший парень, хоть я, признаюсь, ревновал тебя к Яэль… А напрасно, ведь понимал, что она не будет ни твоей, ни моей… Вот какая она наша правда! Ну, прощай, Бог даст – увидимся, а нет – так… Зла не держи на меня…
– Да ты что, Ян, – чуть не расплакался Олекса, понимая, что остается один в этом хотя и Святом, но незнакомом большом городе.
Они крепко, по-мужски обнялись, и Ян вскоре скрылся в уличной толпе. А Олекса, найдя укромный уголок и осмотревшись, нет ли кого близко, разорвал подошвы башмаков, достал спрятанные в них деньги – это были византийские монеты, вырученные отцом в Константинополе за небольшие ценные вещи, которые они везли из Новгорода-Северского. Спрятав монеты в карман, Олекса вышел на улицу. Искать торговые ряды не пришлось – они были повсюду, купил подержанную, но вполне пригодную обувь – нечто среднее между сапогами и башмаками, а также накидку с капюшоном, в ней можно было на ночь завернуться и спать.
Он медленно шел по улице в толпе людей, думая о том, что по этим улицам ходил Иисус Христос, его мать Пресвятая Богородица, апостолы и вот теперь он идет вместе с незнакомыми людьми. В одном месте, как он узнал позже, у претории Олекса услышал слова на разных языках: винкула публика[83], фулакий[84], присон[85], карцеро[86], но суть этих и других слов, выкрикиваемых на небольшом пятачке, была одна – здесь была тюрьма. На этом месте Пилат судил Иисуса, здесь собравшиеся кричали: «Распни, распни его!» Теперь отсюда толпа, сужаясь и уплотняясь, двинулась по каменным ступенькам вверх. Олекса инстинктивно тоже шагнул вперед, хотя еще не знал, куда и зачем. Его подталкивали в спину, в бока, и он шел. Рядом с ним шагал в рваной одежде, сильно заросший худощавый мужчина и тянул какую-то ноту – пел молитву на незнакомом языке, и сзади Олекса слышал женские голоса, там тоже люди пели молитву. Он догнал человека, который, согнувшись, нес на спине большой тяжелый крест. Пот обильно катился по щекам носильщика, ноги его, заметно дрожа в коленях, медленно переступали со ступеньки на ступеньку, но он не останавливался, не бросал ношу. Среди идущих были не только здоровые, но и явно больные люди: некоторых вели под руки, опираясь только на руки, двигался
Винкула публика – государственная тюрьма (
Фулакий – тюрьма (
Присон – тюрьма (
Карцеро – тюрьма (