Дети девяностых. Андрей Олегович МакаровЧитать онлайн книгу.
ни более старшему – советскому поколению, вся жизнь которого прошла при развитом социализме, а перестройка и распад Советского Союза означали для них, по сути, и крушение их собственной жизни. И для тех и для других девяностые – это что-то непонятное, агрессивное, недружелюбное и очень опасное. Для первых – потому что они про это ровным счетом ничего не знают (ну, разве что кроме сакраментальной фразы «я рос в девяностых, меня не возьмешь» в выдающейся песне Семёна Слепакова, что, конечно же, только нагоняет дополнительного страха перед мифическими временами); для вторых – потому что советскому человеку в новой капиталистической России было выжить ох как непросто. И банальная добыча еды становилась, как в пещерные времена, чертовски опасным занятием, когда в начале охоты еще не до конца было понятно, кто на кого охотится и кто после завершения охоты будет сытым охотником, а кто ужином.
Девяностые были не для них. Они были для нас. Только мы, дети девяностых, могли по достоинству оценить то чудесное время. Современным детям понять нас будет сложно. Мы, например, покупали в магазине разноцветные пакетики с порошком неизвестного происхождения (про который однозначно можно было сказать лишь то, что органики там явно не было), насыпали его в двухлитровую бутылку воды, перемешивали, и – вуаля – у нас два литра сока! Но это ещё «буржуйский вариант». Народный рецепт – это пакетик, рассчитанный на два литра воды, размешать в четырёх. Получалась совсем несладкая, кислая бурда с лёгким привкусом цитрусовых. Да, это было невкусно даже нам, суровым детям девяностых, но чёрт побери, это же было в два раза больше! Приходилось пить.
Главными ценностями в то время были… барабанная дробь… Современные дети не угадают ни за что. Главными ценностями были жевательные резинки, или, как мы их тогда называли, «жевачки». И не потому что они очень вкусные. А потому что их можно было долго жевать и в них были вкладыши. И тем более, кроме них ничего и не было. Вкладыши – это серия пронумерованных картинок или фотографий. В каждой «жевачке» – один случайный вкладыш, и нужно было собрать всю коллекцию, например, с номера 1 до номера 70. «Жевачки» покупались исходя не из вкуса, а из того, кто какие вкладыши собирал. Цены на них были конские, по-другому не скажешь. Буханка хлеба стоила 1 рубль, а «жевачка» – 10 рублей.
Но с течением времени эти чудесные товары постепенно были вытеснены с пьедестала, и пустующий трон занял Он. Только так, только с большой буквы. «Сникерс». Если «жевачки» воспринимались как что-то клёвое, но все же небольшое и не очень важное, то «Сникерс» был олицетворением западных ценностей, свободы, процветания и достатка. Не каждый смертный мог позволить себе купить этот деликатес, а счастливый обладатель этой реликвии старался растянуть удовольствие потребления на как можно больший срок. Для этого «Сникерс» хранили – внимание! – даже не в холодильнике, а в морозильнике! Чтобы не пропал. Бедные советские дети, не избалованные западными излишествами, наивно полагали, что там было то, что может испортиться.
«Сникерс»! Сколько чаяний и надежд было связано с этим советским эквивалентом роскоши! А какие они были все разные! Вот тебе «Сникерс» обычный, вот тебе «Сникерс» «+ 20 % бесплатно». Обычный «Сникерс» стоил 2200 рублей, а с бесплатной добавкой – 2800 рублей. Ох уж этот период становления капитализма!
В девяностых все мальчишки – представляете, все! – играли в футбол. Причём и те, кто любил это делать, и даже те, кто этого не любил, потому что всё равно альтернативы не было никакой. Играли во дворе, безо всяких футбольных полей, в качестве ворот использовались либо стволы деревьев, либо какие-то элементы детских игровых площадок. И несмотря на такое повальное увлечение этой поистине великой игрой, способной сплотить людей самых разных кругов и уровня развития, мяч, как правило, был только у одного человека. И он был Королём. Вершителем судеб. Потому что только он решал, вынести ли ему мяч во двор и осчастливить подданных или оставить челядь прозябать безо всякой надежды на скорейшее спасение.
Это было то время, когда владелец любой иномарки считался сказочным богачом, а главной семейной ценностью и поводом для соседской зависти была даже не квартира, а ремонт. Потому что квартиры давали бесплатно, а за хороший ремонт нужно было платить. И далеко не у всех было чем.
Стоит ли удивляться, что в подобной обстановке даже мы, дети, старались заработать кто как только мог.
Мой первый коммерческий опыт был основан на жесточайшей маркетинговой эксплуатации наиболее социально уязвимых слоёв населения. Я думаю, все уже догадались, о ком идёт речь. Конечно же, о младших братьях. Это сейчас у нас всякие гуманитарные педагогики, психологии и прочая галиматья. Тогда же бесправнее младшего брата в семье могло быть только домашнее животное. Конечно, само провидение велело на этом немного подзаработать. Уж мне – так точно.
У каждого из нас был свой собственный набор ценных вещей: краски, открытки, игрушки и так далее. Имущество это охранялось хозяевами пуще глаза, и любые несанкционированные попытки завладеть чужими драгоценностями на корню пресекались обращением в вышестоящие органы. То есть обычно истошным криком звали маму. Эта локальная полиция быстро наводила порядок, с которым не всегда были согласны обе стороны, особенно