В паутине. Люси Мод МонтгомериЧитать онлайн книгу.
его вина, чтоб его.
«Интересно, многие ли узнают такое при жизни», – сказал Стэнтон Гранди дяде Пиппину.
А тетя Бекки обратилась к Пенни Дарку и отдала ему бутылку с водой из Иордана.
«Скажите на милость, на что мне эта вода», – подумал Пенни.
Возможно, выражение его лица было слишком явным, потому что тетя Бекки вдруг опасно захихикала.
«Помнишь, Пенни, как ты выразил благодарность Робу Дафферину по поводу смерти его жены?»
Раздался хор смешков разного тембра, среди которых смех Утопленника Джона прозвучал, как землетрясение. Мысли Пенни были столь же нечестивы, как мысли прочих. Почему об этой небольшой ошибке между благодарностью и соболезнованием, случившейся из-за волнения во время публичной речи, ему вечно должны напоминать таким образом? Да еще и тетя Бекки, старая скандальная кляча, которая только что призналась, что почти всю жизнь любила человека, не бывшего ее мужем.
Мерси Пенхаллоу вздохнула. Она так хотела воду из Иордана. Святая вода имелась у Рейчел Пенхаллоу, и Мерси всегда ей завидовала. Любой дом благословен, если в нем есть бутылка с водой из Иордана. Тетя Бекки услышала вздох и взглянула на Мерси.
«Мерси, – сказала она, ни с того ни с сего, – а ты помнишь тот забытый пирог, что ты унесла после ужина на серебряной свадьбе Стэнли Пенхаллоу?»
Но Мерси не боялась тетю Бекки. У нее имелись свои душевные силы.
«Да, помню. А ты помнишь, тетя Бекки, как в начале своего замужества впервые зарезала курицу, зажарила ее и подала на стол прямо с внутренностями?»
Никто не осмелился засмеяться, но все были довольны, что Мерси показала свою храбрость. Тетя Бекки спокойно кивнула.
«Да, помню, как она воняла! Мы же были за одним столом. Не думаю, что Теодор простил меня за это. А я-то считала, все давным-давно забыто. Разве что-либо забывается? Могут ли люди когда-либо загладить свою вину? Мое почтение тебе, Мерси, но я должна навести порядок еще кое-с-кем. Юниус Пенхаллоу, а ты помнишь, – раз уж Мерси начала копать прошлое – насколько пьян ты был на собственной свадьбе?»
Юниус Пенхаллоу побагровел, но не мог отрицать правду. Какой смысл оправдываться, сидя рядом с миссис Юниус, что он был так перепуган в утро венчания, что ни за что бы не сумел пройти через это, не напившись? С тех пор он больше не пил, и теперь, будучи старшиной прихода, проповедующим принцип трезвости, ему было нелегко вспоминать о том случае.
«Я не единственный, кто пил в этом клане», – осмелился пробормотать он, невзирая на кувшин.
«Разумеется, нет. Вон там сидит Артемас. Помнишь, Артемас, тот вечер, когда ты явился в церковь в ночной рубашке?»
Артемас, высокий, костлявый, рыжеволосый мужчина, слишком много выпил тогда, чтобы помнить, но всегда хохотал, когда ему напоминали об этом. Он считал это лучшей в мире шуткой.
«Следовало бы сказать спасибо, что на мне было хоть что-то надето», – с усмешкой парировал он.
Миссис Артемас предпочла бы умереть.