Короли садов Мамоны. Анатолий Васильевич Мусатов (АМУС)Читать онлайн книгу.
не перебивал Андрея. Он вдруг почувствовал, что этот нескончаемый монолог обрушился на него, как в единственную, сохраненную с тех давних пор отдушину человеческого понимания. Он чувствовал, что если остановить Андрея сейчас, то он задохнётся, умрёт от нестерпимого желания выговориться за десятки лет молчания израненной души. Боль, облекшаяся в скорбный, недоуменный вопрос «за что», медленно точила его душу все эти годы. Князев понял, что Андрей сейчас видит в нем давнего дружка Володьку. Он не желал видеть пропасть лет, навсегда изменившую их.
– Так-так, – не выдержал Князев надрывной последней сентенции, стряхнул пепел за окно и покачал головой. – Значит, говоришь, тебя судьба обидела? И что, все эти годы ты провел в оплакивании своей несчастной доли и погубленной жизни, ничего не пытаясь сделать? Что-то на тебя это не похоже, если ты, конечно, тот, за кого себя держал тогда. М-м, что скажешь?
Но Андрей, видимо, не торопясь отвечать, допил пиво. Скорбно качнув головой, прерывисто вздохнул:
– Болезнь убила того человека, кого, Володя, ты знал, как своего друга, и оставила вот эту оболочку, которую ты видишь перед собой. Когда я осознал в полной мере, что со мной приключилось, я не смог даже покончить с собой, настолько я был опустошён и уничтожен. Впрочем, тебе простительны эти вопросы. Ты не мог знать всего. Я получал твои письма. Мне передавали, что ты звонил и приезжал, как только случалось быть в Москве. Но я не хотел никого видеть и встречаться, а уж тем более с тобой. Надеюсь, ты понимаешь, почему? Мать, братья, жена, – все говорили мне о твоих успехах, и ты сам понимаешь, почему все, что бы ты ни сказал при встрече, звучало бы для меня как соболезнование умершему… М-да, шесть операций на руках за полгода приговорили меня к пожизненной каторге, вот так! Вдобавок, обидно то, что даже для родных я оставался совершенно нормальным человеком, полным сил и здоровья… Ждал я этих слов, конечно, ждал. Боже, сколько же я выслушал их за свою жизнь! Вся эта черствятина с душонками поганых козлов, пытавших меня всю жизнь этими вопросами, даже не давали себе труда понять, чем была для меня та катастрофа! Никто, понимаешь, никто не видел, что я инвалид, человек без рук при полной их видимости и наличии. Я не мог переступить через себя и заставить прикоснуться ими ещё до какого-нибудь дела кроме клавиш рояля. Всё представлялось мне убогим и позорным!..
Андрей замолчал. Проступившие на его лбу прожилки и капли пота сделали его лицо каким-то неприятно-грязным и измятым. Он не стал вытирать его. Повернувшись к Князеву, Андрей, с какой-то ёрнической интонацией, сдобренной мелким смешком, спросил:
– Ты-то, небось, думаешь, что вся моя последующая жизнь была сплошным запоем? Ошибаешься, брат… то-сё, всяко было. Всё было у меня в полном наборе, как и у других… одного только не было – смысла… Конечно, я иногда взбрыкивал, пытался шебаршиться, заполнить жизнь какими-то суррогатами этого смысла, но… фиг с два… Вот после таких-то попыток я и уходил в запои.
Он замолчал. Вытащил из сумки пару банок