Опись имущества одинокого человека. Сергей ЕсинЧитать онлайн книгу.
слова. Кроме койки и стула, здесь же находился, возможно, оставшийся от гостиницы «умывальный стол». Это был некий постамент с укрепленной в нем чугунной раковиной. Внизу, естественно, стояло ведро. От края раковины вертикально поднималась высокая мраморная плита с овальным окном, в которое было вставлено зеркало. За мраморной плитой – узкий жестяной ящик, в него наливалась вода. В мраморной плите, естественно, находилось отверстие, в это отверстие ввинчивался замысловатый медный кран. Воду наливали и носили из общей кухни в эмалированном, металлическом с ручкой кувшине. Чтобы наполнить ящик, мне по длинному коридору необходимо было слетать на кухню и обратно раз пять. Дверь в темную комнату, как было сказано, заменяла зеленая плотная, с помпончиками по краям портьера. Эта зеленая, правда, выцветшая занавеска до сих пор в моем хозяйстве на даче. Обычно я застилаю ею коробки с яблоками, когда опускаю их осенью в подвал, а уже сверху наваливаю телогрейки и старые шубы. Подвал промерзает.
Не припомню, где размещался жалкий шкаф-шифоньер, который тоже исчез в жерле времени и многочисленных переездов.
Доберусь ли я когда-нибудь снова до «остекленной» (словечко нашего времени) тумбы со стоявшим в ней чайным сервизом?
В середине комнаты-зала стоял большой квадратный раздвижной обеденный стол. Напомню, что каждое определение в предыдущей фразе необходимо и поставлено не для красоты или стилистического полногласия. И большой, и раздвижной. За столом можно было спокойно пообедать вшестером, а во время праздничного застолья, когда выставлялась парадная посуда и на тарелки «поддонные» ставились тарелки «закусочные», а возле каждого прибора стоял бокал для вина, фужер для воды и стопки синего стекла для водки, за столом могло разместиться десять-двенадцать человек. Стол был дубовый, прочный, как мост. Когда в день рождения тети Вали собирались гости, в середине стола красовалось огромное блюдо с заливным судаком, а хлеб резали в специальные фарфоровые вазы.
На этом столе – вот опять о грустном – стоял гроб, когда умерла от диабета тетя Валя, затем стоял гроб Федора Кузьмича, затем стоял на этом столе и гроб с телом моей матери. Она была замужем, как я уже говорил, трижды, но умерла с фамилией Сапрыкина, как и у Федора Кузьмича. Сейчас этот стол на даче у моего племянника. За стол я боюсь. Я подумываю о возвращении стола на исходные позиции. Традиций нарушать не стоит, но кто знает, где и как помрет?
Над столом висела люстра – о ней я еще вспомню.
Спальную часть комнаты от остального пространства отделял тот самый трельяж, о котором было упомянуто вначале. За трельяжем находились две металлические кровати. Они держались в обиходе довольно долго, я очень ловко умел их разбирать при переездах и собирать. Только перед смертью мамы и по ее настоянию мы всей семьей затеяли очень сложный размен, эти кровати оказались лишними и были отданы кому-то из дворников. Размен позволил мою однокомнатную квартиру на проспекте Мира передать брату