Тайные ходы Венисаны. Линор ГораликЧитать онлайн книгу.
сырой рыбой. Рыбой! Семья Лоры не богата, вовсе нет, а вся рыба теперь принадлежит ундам, и позволить себе рыбу могут только богачи. Агата зажмуривается. Нет, нет, этого не может быть. Только не Лора. Кто угодно – но только не дети из ее команды, и уж Лора точно не… При мысли, что Лора могла участвовать во вчерашней выходке, Агата чувствует, что вот-вот заплачет. Папа вчера обнял ее и сказал: «Это ничего не говорит о нас, но очень многое говорит о тех, кто это сделал. Я все уберу, а ты просто забудь». Но как забудешь, что на порог твоего дома подкинули кучу рыбьих голов, а на двери синей краской написали «ундерри» – «ундерри», «пособники ундов»? Папа полночи отмывал от запаха крыльцо, а от краски – дверь, мама вообще не вышла из спальни, даже не пришла подоткнуть Агате одеяло (а когда она последний раз приходила подоткнуть Агате одеяло? То-то же), а Агата слышала из окна, как, проходя мимо, старая Мисса, вечно болтающая что попало, долго кашляла, наблюдая за папой, а потом прокаркала:
– Хоть бы тебя пожалели, Сергей. Ради своей девочки живешь с этой ужасной женщиной! Герой, одно слово – герой!
– Уходите, Мисса, – тихо сказал папа, и старая Мисса застучала своей клюкой прочь по дороге, а Агату затошнило, и она поклялась себе, что на кактусы старой Миссы, украшающие ее крылечко, вот-вот нападет загадочная болезнь, от которой выпадают все иголки.
Но запах рыбы, несмотря на все папины старания, витал над порогом и сегодня, а теперь, честное слово, сырой рыбой пахло и от Лоры. «Иди вперед, – говорит себе Агата. – Просто иди вперед, переставляй ноги».
Шаг; еще шаг; Агата выходит из узкого проулка, поворачивает налево, не видя, куда ноги ее несут, сворачивает направо и продолжает идти. Внезапно перед нею мелькает зеленый траурный плащ, и Агата, никогда не верившая в Мелиссины россказни, от неожиданности чуть не постукивает себя ногтем по зубам – знак святой Береники, защитницы скорбящих и всех, кто случайно встретит их на пути. Но фигура в плаще кажется Агате такой знакомой, что она забывает и о святой Беренике, и об опасности провести семь лет без лучшего друга, – это Ласка, и она очень спешит.
«Есть, пить черный мед и танцевать до полной потери памяти», – вспоминает Агата, и вдруг понимает, что умирает от зависти. Господи, дорого бы она дала за то, чтобы просто есть, пить и танцевать до упаду (а уж танцевать Агата умеет, ее учил папа, до войны папа с мамой танцевали на кухне так, что только ух!), а потом еще и потерять память обо всем, обо всем, обо всем! Ну почему, почему, почему Ласке можно, а ей нельзя?!
«А что до каких-то там „чудовищ” – я сама чудовище», —
вдруг думает Агата со злостью. – Габетисса. Азурритта. Та самая девочка, которой даже мама не подтыкает одеяло». Зеленый траурный плащ удаляется. Агата бросается бегом.
Счастье, что у плаща Ласки такой длинный подол, – Агата успевает замечать, куда Ласка поворачивает в лабиринте узких улиц и переулков, и при этом держится достаточно далеко, чтобы ее не выдавал стук ботинок. «Молчи, молчи, молчи», –