Свет Боннара. Эскизы на полях. Каринэ АрутюноваЧитать онлайн книгу.
Это лиссабонская стена в лиссабонском доме на улице Фернандеса, в районе Сан-Паулу. Нам скоро выходить, и поспать этой ночью не удастся. Я так и не узнаю, кто живет за стеной.
Под окнами шумная толпа американцев признается в вечной любви к Лиссабону.
Я так и не купила гашиш у негритят из овощной лавки, хотя неоднократно подвергалась искушению. Смешные негритята. Им и невдомек, что воздух, который отпускают в этих краях, покруче любого гашиша.
* * *
Вышли они из аэропорта, побрели к остановке. И всю «европейскость» как волной смыло…
Прическа только от парикмахера, шмотки добротные, загар, к слову сказать, некогда им особо загорать, – она – на кухне день-деньской, в ошметках рыбьих, в чешуе и масле, оттого и креветочное сардинное тресковое это царство на дух не переносит, от одного запаха бледнеет. Он целыми днями баранку крутит. А так-то все слава богу. Не Житомир какой-нибудь. Двенадцать лет уже.
А вышли на мартовский сквозняк, и как будто никуда не уезжали. Только постарели на десять лет. Успокоились, брыльца наросли, лица разгладились – ведь все же хорошо вроде, работа есть, подарков вон полный чемодан. Он закурил, она тоже, – неумело, как тогда. Морщины резкие от крыльев носа, – в тепле и не заметно, а здесь, на ветру, все как под лупой, – просто долго как-то до счастья добирались, поздно, через двухтысячные, – пока попривыкли, осмотрелись, втянулись, – машину купили, деньги какие-никакие отложены, – он сигарету швырнул, притянул к себе, – вдохнул в себя, со всем ее маникюром, автозагаром, едва уловимым запахом рыбьей чешуи, долгой усталости, осторожно коснулся губами волос, – они пахли лаком, стойкими женскими духами, но едва слышно – ею настоящей, резкой и скандальной, когда припрет, а сейчас вот – растерянной маленькой женщиной «с житомирской области».
* * *
Точно после долгого сна, вышла, – ощупывая ногами землю. В пробоинах, рытвинах, осколках, – такое ощущение, что все снесло случайным снарядом. Но, тем не менее, все стоит там же, где и стояло. Улица, фонарь, аптека. Дома кренятся в сторону реки. Влюбленные у подъезда все не насытятся, – им тьма египетская нипочем.
В окне (четвертого? пятого?) все та же бесконечная мелодрама, – Она пилит Его лишенным полутонов тоскливым учительским голосом, он вяло отбрыкивается. Звук стереофонический, сюжет тот же, – ты мне жизнь загубил, я знала, вот и Тамара Васильевна говорила. Он мычит, уже который год подряд, она плачет, я, задрав голову, слова позабытой нежности шепчу из вещего сна, – касаний неспешность. Из утренней смежности, – пульса под пальцем биение остро. Сквозь брызги оконной замазки осколок размером с птенца, – будто младенец в подоле. Тренье виска о запястье. Сплетение. Медленней… смеженней…
Неважность времени. Места. Ноль декораций. Имен. Перспектив. Всё бренно. Всё временно…
Театр океанской трески
Одно хорошее местечко может быть где угодно. Лавка с крымскими винами,