Клятва француза. Фиона МакинтошЧитать онлайн книгу.
и те заиграли бравурный марш. В составе оркестра насчитывалось около шестидесяти исполнителей, из них двадцать пять – профессиональные музыканты. Виолончелистка, Мари, едва держалась на ногах, и Ракель подумала, что женщина не доживет до следующего дня. Впрочем, ее волновала только судьба Сары. Ракель чуть повернула голову, высматривая сестру в толпе оборванных, изможденных узников, но заметила, что один из охранников глядит на нее, и заиграла с напускным энтузиазмом. Молодой нацист уже не в первый раз обращал на нее внимание. Она заметила его в тот день, когда оркестру приказали развлекать командование лагеря на ужине в честь прибытия пополнения. Узникам разрешили умыться и привести себя в порядок, насколько позволяли бритые головы, впалые щеки и крайне истощенные тела. Ракель исполнила сольную партию и заметила, как загорелись глаза юноши. Судя по всему, романтически настроенному солдату не нравилось его назначение, и он старался не обращать внимания на ужасы лагерной жизни.
После этого концерта охранник – его звали Альберт – не раз делал Ракель скромные подарки: лишнюю пайку хлеба, брусок мыла, а однажды даже шарф. Ракель отдала шарф сестре. А потом выяснилось, что комендант лагеря, Рудольф Хёсс, ищет учителя музыки для своих детей, и Альберт порекомендовал ему Ракель. Семья Хёссов занимала виллу неподалеку от лагеря, в непосредственной близости от места, где ежедневно умерщвляли тысячи людей.
К ужасу Ракель, комендант одобрил ее кандидатуру. Девушку освободили от лагерных работ, за исключением концертов для лагерного командования, и поручили ей обучать пятерых детей Хёсса нотной грамоте и игре на скрипке и фортепиано. Каждое утро Ракель принимала душ в умывальнике и отправлялась на виллу. Среди изысканной мебели, свежего белья, фруктов и цветов девушка чувствовала себя неловко и смущалась в присутствии нарядно одетых детей. За время пребывания в Аушвице она забыла о привычных красках и запахах жизни. Лагерь насквозь пропитался вонью немытых тел, пота, испражнений, трупной гнили и плесени. Когда Ганс-Рудольф, младший сын Хёсса, протянул Ракель абрикос, у нее к глазам подступили слезы. Она взяла шелковистый плод и украдкой вдохнула полузабытый аромат, напомнивший ей о садах под Сеньоном…
Надкусить абрикос она не посмела: сладкий сок на губах наверняка лишил бы ее воли к жизни, сломил бы последние остатки сопротивления.
– Нет, спасибо, – со вздохом сказала она. – Возьми, Ганс-Рудольф.
Мальчик поспешно отвел руки за спину.
– Мама не позволяет прикасаться к тому, что трогали заключенные, – объяснил он.
– Даже к фортепиано? – недоуменно спросила Ракель.
– А клавиши протирают жидкостью из специальной бутылочки. – Он равнодушно пожал плечами и открыл ноты.
Ракель отвела взгляд.
Бритая голова девушки поначалу пугала малышей. Старшая сестра, Ингебритт, смотрела на нее с нескрываемым отвращением, выпросила у матери красную шелковую косынку