Отождествление О. Валерий СеменихинЧитать онлайн книгу.
тся совершенством, но, видимо, ещё не является им, я, бесплотный, надеваю человеческое тело, беру себе понравившееся имя, выпиваю чашку поддельного кофе, спускаюсь по обшарпанным ступенькам дома, в котором имею честь жить, и прикасаюсь к Двери, которая ведёт на улицу. Сейчас… будет чудо.
Немного медлю. «Пусть будет так, как Ты хочешь», – произношу про себя и открываю Дверь. Мгновенный Поток мгновенно подхватывает меня. Поток, у которого есть своя невидимая Цель, свои водовороты, ровные и скользкие берега, мимолётное счастьице и кровавые выступы, удовольствие и боль. Но за всем этим, я знаю, стоит одна Блаженная Радость Существования.
Меня зовут Эо. Название Потока – человеческая жизнь.
– Пётр Яковлевич, почему вы всё время ходите в этом, извините, шутовском колпаке? Имидж?
– Господин Чаадаев, РИА «Новости», что вы скажете о вчерашней дуэли поэта Пушкина с тем блондином на белой лошади?..
– Ваше отношение к летающим тарелкам?..
Эо отложил газету в сторону и поднялся со стула.
– Нет, эти репортёры несносны. Каждый век одно и то же. Принцесса, мне надо идти.
Девушка, девочка, женщина повернула к нему своё чистое лицо.
– Приходи скорее, ладно? Скажи, почему я ревную тебя к цветам?..
Эо улыбнулся.
– Я вчера написал стихотворение о бархате нашей комнатной моли. Я люблю тебя. Пока! До вечера.
– До вечера.
Дверь захлопнулась. Принцесса вздохнула и направилась на кухню. Сегодня предстояло варить гороховый суп. У влюблённых на Земле есть такая несносная вещь, как желудок.
[Из протокола допроса обвиняемого]
Следователь. Подсудимый, почему вы остановились на детективном сюжете?
Обвиняемый. Обыватель не раскрыл бы моей книги, если бы в ней не была упомянута пролитая кровь или животная страсть… Я обманул читателя, господин следователь, увлёк его иллюзией преступления.
Следователь. Вы заставили плакать читателя. Вы знаете, какое наказание полагается за это?
Обвиняемый. Да, господин следователь, меня замуруют заживо.
Следователь. Вы не боитесь наказания?
Обвиняемый. Меня уже замуровывали один раз.
Следователь. Как?.. И вы живы?..
Обвиняемый. Простите, господин следователь, кладка была из особых кирпичей – кирпичей непонимания. Каждый знакомый, не говоря уж о недругах, добавлял в стену отчуждения по кирпичику. Становилось нечем дышать. Но, когда просвет уже совсем готов был исчезнуть, появилась Она.
Следователь. Кто она?
Обвиняемый. Принцесса.
Следователь. Это к делу не относится. Значит, вы не боитесь?
Обвиняемый. Сударь, мы с вами только Божьи игрушки. Всё дело в том, чтобы отыграть достойно.
Следователь. Но на сей раз вас замуруют настоящими кирпичами, и игрушке будет больно.
Обвиняемый. Кирпичи, они ведь тоже живые. А вас, господин следователь, ждёт участь пострашнее моей.
Следователь. Вы что, пугаете меня? А впрочем, говорите. Стыдно признаться, но вы мне чем-то симпатичны.
Обвиняемый. Конечно, ведь я люблю вас.
Следователь. Что?
Обвиняемый. Я люблю вас, и вы просто это чувствуете.
Долгая пауза.
Следователь. А что… что мне делать с вашей любовью?
Обвиняемый. Я хочу отдать вам её прежде, чем меня замуруют. Если вы её возьмёте, это поможет вам… впоследствии.
Следователь. Я подумаю. Так вы знаете, как я умру?
Обвиняемый. Да, господин следователь.
Следователь. И как же? Почему моя смерть кажется вам страшнее вашей?
Обвиняемый. Господин следователь, вы не сможете умереть от пули или ножа, закрывая грудью друга, также у вас не хватит сил взойти на костёр нынешней инквизиции. Вы не уйдёте, как Толстой, перед смертью босиком в Неизвестное. Вы… вы умрёте в собственной постели, окружённый родственниками, чинно и покойно.
Следователь. Так в чём же ужас, любезнейший?
Обвиняемый. В этом, господин следователь, в этом.
Эо знал, что когда-нибудь она придёт. И однажды она пришла. Принцесса. Он благодарил Господа за то волшебное многолетнее ожидание, ожидание Её. Она появилась, как яркий сгусток его молений, самых чистых мыслей, надежд, невысказанной безответной любви – девочка, девушка, женщина, сестра, друг, один из земных ликов Высшей Матери. Она пришла, чтобы единство было полным: две души должны были слиться в одну.
Принцесса не мудрствовала, но в этом, собственно, и заключалась её мудрость. Она умела одно – любить. Это совсем не о той – низкой, опрокинутой, перевёрнутой и изгаженной формуле – полуживотной, получеловеческой, несовершенной любви. Её любовь походила на жертву,