Огненный рубеж. Дмитрий ВолодихинЧитать онлайн книгу.
от великого государя прямо тебе указанная.
На миг Холмский устрашился. Всегда он был воле государевой покорен. Нимало Ивану Васильичу не перечил. Был в руке великого князя яко чекан, на горе неприятелям его отточенный. Не мятежник он по сердцу своему, не ослушник.
Но…
Вся же Русь за спиною. Жизни же мы свои тут за нее закладываем. Сыну – что отец соделает? Выругает. Может, гордыньку повыбьет… Потом, когда Угра минется. Вот только сын со своею гордынькой прав, а отец, государь великий, мудрец большой, ошибается. Нельзя уходить. Вместе стоим, вместе в землю ложимся. Все мы братья тут ныне, когда речная вода в багрянец окрашена, знатные и незнатные, государевой крови и крови простой. Не уходит брат от брата, покуда сабли звенят и души ко Господу отлетают. Нельзя уходить! Бесчестие – уходить! Земле своей и вере обман – уходить! Како он, на престол взойдя, людям, под руку его Богом отданным, в глаза посмотрит? Осрамился же! Не государем перед их очами станет, а государиком. Нельзя уходить. Но чего сыну своему любящий отец не соделает, то соделает он нерадивому слуге, хотя бы и князю от рода Рюрикова. Может, поймет, простит. Может, погубит. Тяжел на руку великий князь московский Иван Васильич… Вот только всё это станется, тако ли, инако ли, после Угры. А пока – Угра, мы на ней стоим, нам с нее не сойти. О жизнях своих позаботимся, когда время подойдет. Ныне грех о них заботиться. Ныне время душу свою за братьев своих класть.
И Холмский голову свою на кон поставил:
– Иван Иванович со мной останется… на Москву не поедет. Не могу его отослать.
– Что сказать мне великому государю? – холодно осведомился гонец.
– А то и скажи: не могу по воле его поступить. Брань наша иного требует. Все тут выстоим либо все ляжем, молодые и старые.
Гонец удалился.
Иван Молодой порывисто обнял Холмского.
– По гроб жизни тебе благодарен, Даниил Дмитриевич!
На вторую ночь приснился Даниилу Дмитриевичу сон, яркий и точный: како было девять лет назад, тако и привиделось возвратно…
Дорогой, персидских кровей жеребец, навычный иноходи, вышагивал осторожно, нервно пофыркивал. Справа, поигрывая поводьями, горяча коней, обмениваясь шуточками, ехали головы воинские. На лицах – хмель от рубки, от скорой победы. Сзади – малый московский стяг с Пречистой и ангельским воинством гордо покачивается в руках знаменосца, едущего за спиной князя на бурой кобыле. Впереди – малый стяг новгородский, со Святою Софией, склонившийся почти до земли в руках знакомого сына боярского из тверичей.
«Из наших… ему бы тверской стяг в руках держать – со Святым Спасом!» – запоздало подумал князь. Вот уже несколько лет он служил Москве. Государь великий Иван Васильевич холил и лелеял его, имел в приближении. А всё же…всё же… родной ли он на Москве? Приймак. Тверская земля роднее.
…Слева вытянулся неровный строй пленников в старых, прадедовских битых-сеченых кольчужках, да в кожаных доспехах с бляхами, да еще в неведомо каких стёганых одёжах – бабам насмех! Мужичьё, рукомесленики, охотники до чужого добра… Да там и тут, реденько,