Авторитарная Россия. Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия. Владимир ГельманЧитать онлайн книгу.
правопорядка[81]. С этой точки зрения российский авторитаризм был подобен швам или гипсовой повязке, которые на время позволяли срастись разорванным тканям и давали тем самым травмированному организму время и шансы на то, чтобы укрепить свой потенциал для «выращивания» новых «правил игры», условия для которых возникали в процессе послереволюционной стабилизации. В этом свете авторитаризм в России предстает временным и преходящим явлением, аналогом «болезни роста», которая может надолго затянуться, но в среднесрочной перспективе при умелом лечении преодолима.
Такая интерпретация траектории развития российского государства в постсоветский период имеет под собой немалые основания. Крушение коммунистического режима и распад СССР повлекли за собой фрагментацию государственного устройства и «по горизонтали», и «по вертикали». Многочисленные исследовательские работы отмечали и «захват государства» «олигархами», и спонтанную узурпацию полномочий федерального центра регионами. Ряд регионов тогда представлял собой вотчины субнациональных лидеров. Были и другие патологии – например, вытеснение денежного обращения бартерными суррогатами и поддержание правопорядка с помощью криминальных группировок[82].
В 2000-е годы, по мере того как российская экономика преодолела трансформационный спад, картина резко изменилась. Российское государство восстановило утраченный административный потенциал, и перечисленные выше явления оказались вытеснены на периферию или встроены в новую институциональную среду. Те же «олигархи» утратили контроль над «повесткой дня» и вынужденно заняли сугубо подчиненное положение в рамках новой системы отношений государства и бизнеса[83], региональные лидеры лишились многих рычагов власти при принятии решений и оказались в сильной зависимости от федерального центра[84], многие криминальные группировки были легализованы либо маргинализованы. На этом фоне реализованный в 2000-е годы консервативный сценарий постреволюционной стабилизации[85], предполагавший усиление авторитарных тенденций, рассматривался как неизбежное временное отклонение от общих тенденций демократизации.
Казалось, он раздвигал для акторов временной горизонт, столь необходимый для успешного «выращивания» новых демократических институтов. Однако на деле усиление российского государства привело прежде всего к усилению чиновников, неподконтрольных обществу и использовавших власть как средство борьбы с политическими противниками и конкурентами в экономике. Многочисленные сопутствующие заболевания российской политики и экономики – способствующие авторитарным тенденциям эффекты ресурсного проклятия (для России – зависимость от экспорта нефти и газа)[86] и чрезвычайно высокий уровень коррупции – лишь усугубляли и затягивали посттравматический синдром, отодвигая перспективы консервативного лечения болезни.
В этих
См., в частности: Холмс С. Чему Россия учит нас сегодня (чем слабость государства угрожает свободе) // Конституционное право: Восточноевропейское обозрение, 1997, № 3-4. С. 192–199 (https://prospect.org/world/russia-teaches-us-now/).
Волков В. Силовое предпринимательство. – М.-СПб.: Летний сад, 2002.
Паппэ Я., Галухина Я. Российский крупный бизнес: первые 15 лет. Экономические хроники 1993–2008. – М.: ГУ-ВШЭ, 2009.
Подробнее см.: Гельман В. Возвращение Левиафана? Политика рецентрализации в современной России // Полис, 2006, № 2. С. 90–109 (http://www.politstudies.ru/files/File/2006/2/Polis-2006-2-Gelman.pdf).
Stinchkombe A. Ending Revolutions and Building New Governments // Annual Review of Political Science, 1999, vol. 2. P. 49–73 (https://www.annualreviews.org/doi/abs/10.1146/annurev.polisci.2.1.49).
См., в частности: Щербак А. «Нефтяное проклятие» и постсоветские режимы: политико-экономический анализ // Общественные науки и современность, 2007, № 1. С. 47–56 (http://ecsocman.hse.ru/text/18917671/); Fish M.S. Democracy Derailed in Russia: The Failure of Open Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. P. 114–138.