Вообрази себе картину. Джозеф ХеллерЧитать онлайн книгу.
источником заказов на картины.
Одним из таких людей был доктор Николас Тюлп.
Датированный 1632 годом «Урок анатомии доктора Николаса Тюлпа» стал блестящим дебютом Рембрандта в этом новом для него городе, куда он приехал за год до того, имея репутацию, которую и подтверждал, не теряя попусту времени.
Теперь ему было двадцать шесть.
Его драматическое изображение хирургов, присутствующих на вскрытии, проводимом доктором Тюлпом, который, глядя в ученую книгу, дает пояснения относительно анатомированной им руки, представляет собой поразительный по смелости шедевр, в котором нет почти ни единой крупицы правды.
Доктор Тюлп не анатомировал руку, об анатомировании коей он читает на картине лекцию, которой внимают все остальные. Анатомирование начинается с вентральной полости, а она изображена нетронутой.
Люди, написанные Рембрандтом, были, все до последнего человека, чиновниками гильдии хирургов, а отнюдь не студентами медицины, возможно, никто из них и врачом-то не был, к тому же все, кто изображен на картине, за вычетом одного человека, заняты вовсе не тем, чем они были бы заняты, изобрази их Рембрандт занятыми тем, чем они занимались, пока Рембрандт их писал, а именно – позированием для картины.
Единственная правдивая фигура в «Уроке анатомии доктора Николаса Тюлпа» – это человек, известный под именем Адриен Адриенц ’т-Кинт (’т-Кинт означает «телок»), он же труп.
Человека этого повесили при большом скоплении публики за грабеж, сопряженный с насилием. Он спер пальто.
Доктор Тюлп, выдающийся ученый, профессор анатомии Амстердамской гильдии хирургов, олдермен и член городского совета, а впоследствии четырехкратный бургомистр, был сыном торговца готовым платьем.
В первой половине семнадцатого столетия в Амстердаме не считалось зазорным быть сыном торговца готовым платьем.
А также торговца солью, сельдью, мускатным орехом и гвоздикой, зерном, лесом, табаком, оружием и даже, к чему неизбежно приводит прогресс культуры, деньгами как таковыми.
К концу того же столетия на фабрикации готового платья, засоле и поставке сельди – вообще на всяком предпринимательстве, сопряженном с затратами труда и производством продукта, – запечатлелось некое социальное клеймо.
К концу того же семнадцатого столетия богатые торговцы, промышленники и судовладельцы Амстердама жаловались, что намного превосходящие их богатством государственные чиновники не желают более заниматься торговлей или производством товаров, а взамен того «извлекают доходы из домов, земель и дачи денег под проценты».
Аристотель почитал дачу денег под проценты подлейшим из множества извращений, каким может подвергаться это средство взаимных расчетов.
Нарождалась новая аристократия, дети богачей все чаще и чаще вступали в браки в своем кругу, объединяя состояния. Они начали приобретать загородные дома и одеваться на отличный от прочих, привлекательный манер.
Когда