Медвежатник. Евгений СуховЧитать онлайн книгу.
встал на подоконник и, уцепившись за веревочную лестницу, стал подниматься на верхний этаж. С минуту он прислушивался к шорохам в коридоре. И, убедившись, что все тихо, отомкнул дверь.
Любой чиновник, неожиданно возникший в коридоре, должен был непременно запомнить рыжую шевелюру и густые седоватые бакенбарды.
Савелий рассуждал: если в здание вошел один человек, то выйти из него должен другой.
Коридор был пустынен. Савелий Николаевич неторопливым шагом спустился по мраморной лестнице, так же не спеша прошел до парадного выхода. С улицы раздавалась яростная брань. Савелий Николаевич без труда разобрал сиповатый бас нищего, взывающего к справедливости, а строгий голос жандарма призывал к порядку и требовал от грубияна предъявить документы:
– Да я тебя в распределитель упеку! Будешь знать, почем зря честной народ задевать!
– Да кто же его задевал, ваше благородие?! – беспомощно стонал нищий. – Я ему говорю: подай копеечку, а он мне отвечает, что с такой рожей только на большую дорогу с кистенем выходить, а не милостыни по углам просить. Да разве это возможно, ваше благородие, я ведь дурного никогда никому не желал, а чтобы ближнего обокрасть, так это и вовсе не по мне! – яростно хрипел мужик, выплевывая бранные слова вместе с обильной слюной.
Зеваки, обступившие спорщиков со всех сторон, криво и лукаво ухмылялись.
– Знаю я вас таких! Насмотрелся! – грозно рычал жандарм, победно поглядывая по сторонам. И если бы не знать, что перед ним обыкновенный нищий, каких перед каждым собором многие тысячи, то можно было бы подумать, что ему удалось изловить многоопытного медвежатника.
– Так ты же его, дурень, за грудки схватил! На землю опрокинул!
– Это я, ваше благородие, не со зла! – все так же в голос оправдывался нищий. – А ежели он такой тщедушный, так я не виноват.
Рядом стоял пострадавший – невысокий мужчина лет сорока. Весь его вид говорил о том, что роль потерпевшего для него так же естественна, как для бродяги драная рубаха. И сам он совсем не та персона, из-за которой нужно отрывать от дела такого важного человека, как жандарм. Он попытался произнести несколько фраз в свое оправдание, но его тихий голос утонул в громогласной раскатистой речи бродяги:
– Ишь ты! Ежели каждый так станет меня, сироту, срамить да разбойником называть, что же тогда с честными людьми станет. Управу я на вас найду, да я самому генерал-губернатору на ваше бесчинство жаловаться буду.
Никто не заметил, как из здания вышел молодой человек с длинными рыжими волосами. Его можно было бы принять за великовозрастного студента, если бы не сутулая осанка, больше свойственная разночинцам, загруженным нудной и неинтересной работой. В руках он держал сумку, в которой наверняка были ручки, карандаши, а также деловые бумаги, с которыми он решил разобраться в тиши домашнего кабинета.
Неожиданно нищий сменил тон:
– Может, ты и прав, ваше благородие. Может, я зашиб тебя сильно, так ты уж извиняй меня, неказистого,