Ведическая граматица. Сергей АлексеевЧитать онлайн книгу.
Руси не осилила великого и могучего, а подпала под его влияние до такой степени, что, обращаясь к Саваофу (Яхве) или Христу, мы говорим – Господи! А сподающими божественное солнечное семя (свет, тепло, электричество) ГО, или одним словом БЛАГО, в разное время были боги Раз и Даждьбог, но уж никак не библейские герои, находящиеся в антагонистических противоречиях. В результате получается: на Руси вроде бы и молились богам заморским, но, благодаря ДАРУ РЕЧИ, всё равно взывали к своим кумирам.
Болгары Кирилл и Мефодий со товарищи узрели корень зла, попытались изменить алфавит, полагаясь на соображение, что письменность хоть как-то затушует явное «язычество поганое», изменит характер восточных славян. Однако подретушировали только имеющуюся азбуку, подогнали её под греческие (европейские) нормы, смущённые и обескураженные повальной грамотностью населения. (Подростки в Новгороде друг другу любовные записки писали на бересте). Язычество – именно под таким термином вошло в духовную и светскую литературу «древлее благочестие», основанное на языке, на молении голосом – оставалось живым и несгибаемым, пока был жив и несгибаем ДАР РЕЧИ. А в Византии всё это тогда прекрасно понимали и долго искали способ, как избавить северных христиан от непроизвольного идолопоклонства, где латынь и греческий никак не приживались, повсюду царствовал великий и могучий.
И тогда грянул сначала Никонианский раскол, дабы разорвать церковь напополам, «объязыченную» изгнать в лесные дебри, ярых поборников «древлего благочестия» спалить в кострах и уморить голодом, а покорную половину переучить по правленым книгам. После этой реформы пришёл образованный в Европе царь Пётр и довершил дело. Его реформа алфавита и, собственно, русского языка, начатая в 18 веке, сыграла двойственную роль, как всякое революционное действо. Гражданская азбука избавилась от нагромождения звуковых и знаковых излишеств, заложенных солунскими братьями Кириллом и Мефодием. И хотя в некоторой степени утратила прежнее начертание букв (уставное и полууставное письмо было ближе к древнему, руническому, производимому «чертами и резами»), однако обрело вразумительный характер, более соответствующий звучанию языка по схеме «звук – знак», за что ратовали учёный Ломоносов и поэт Тредиаковский.
Я опускаю вопрос, каким образом отреагировала этнопсихология на разрыв целостности мироощущения, на разделение светского и духовного, а также о намеренной переориентации культуры с прежней греческой на латинскую, западную, с имперскими амбициями «третьего Рима». Петровская реформа нанесла по языку сокрушительный удар, поскольку происходила с привлечением немецких, голландских, французских лингвистов. Их «грамматика» практически полностью разрушила или, вернее, скрыла от нашего восприятия образовательность ДАРА РЕЧИ. Эти же лингвисты уже причесали языки Европы, получили опыт и с тем же инструментом пришли на Русь. Язык оказался раздроблен, искажён, а сама наука о нём замусорена чужеродной терминологией.