Рельсы. Чайна МьевильЧитать онлайн книгу.
земли, что обитатели первого уровня не в силах прогрызть ее своими клыками и когтями. Поэтому там живут люди. Таковы бесчисленные архипелаги, уединенные острова и таинственные континенты, обиталища загадочных народов.
А надо всем этим, там, где пики самых высоких гор пронзают мили пригодного для дыхания нижнего воздушного слоя и, прорывая границу двух небес, уходят наверх, лежат бугристые, липкие от грязи нагорья. Там, в обители ядовитых испарений, за пеленой нечистого тумана ползают, снуют и ковыляют бесчисленные кузены и кузины верхненебесных летунов, дышащие отравой хищники, парвеню животного мира.
Из четырех описанных уровней для обитания человека пригодны два с половиной. На суше, то есть на внутренних частях островов, далеких от рельсов и шпал и дикой грязи рельсоморья, цветут сады и колышутся в лугах травы. Там есть озера и быстрые ручьи. Хорошие пахотные земли, на которых растут злаки. Там фермятся фермы и городятся города. Именно там, на земле, проживает большая часть человечества. Не зная ни тревог, ни поездов.
Их обрамляют другие регионы, близкие к морю. Называемые литторальными. В них есть портовые города, откуда выходят транспорты, товарные и охотничьи поезда. Маяки освещают им путь, проводя мимо громоздящихся повсюду рифов из отбросов. «По мне либо суша, либо рельсы, – говорят и рельсоходы, и сухопуты, – лишь бы не литторальная половинчатость». Рельсоходы особенно любят изречения подобного рода. У них на любой случай найдется если не правило, так поговорка. Например: «От плетей да от пути не зарекайся».
Глава 6
и снова сменившиеся с вахты толпятся вокруг дерущихся животных. Снова владельцы щиплют и подталкивают своих подопечных.
Был яркий, морозный день, у Шэма слезились глаза от ветра. Он бочком подошел к шумливому кругу. «Ах, чтоб вас», – неизвестно почему мелькнула у него мысль, когда он увидел, на кого азартные игроки ставят сегодня.
Это были птицы. Причем не исконные обитатели этих широт, нет: то были крошечные боевые петушки. Должно быть, их специально холили и лелеяли для этого момента. Каждый был меньше воробья. Они трясли крошечными бородками, колыхали еле видимыми гребешками, кукарекали, выпячивали грудь, кружа друг возле друга, примериваясь к противнику. На ножках у них были крошечные острые шпоры. Не железные, как у птиц покрупнее, а из заостренных терновых колючек, как это было заведено для всякой бойцовой мелюзги.
Да, Шэм видел, с каким знанием дела иные в толпе разглядывали крошечных забияк. Он и сам по достоинству оценил безумную храбрость яростного нападения, когда одна птица вдруг бросилась на другую. Услышал, как взлетели до небес ставки, обнажая математику жестокости. Но, как Шэм ни старался превозмочь отвращение и вызвать в себе энтузиазм или хотя бы равнодушие, ничего не помогало: он морщился, видя лишь одно – какие эти петушки маленькие.
После секундного промедления он склонился над площадкой. «Зачем это?» – подумал он тут же. Он наблюдал за собой, как за марионеткой. «Что это Шэм задумал?» – удивился он.
Ага,