Сто причин сойти с ума. Давид ПавельевЧитать онлайн книгу.

      Так начинается дневник человека, в трагической судьбе которого мне довелось сыграть не последнюю роль. Меня зовут Пётр Комков – точнее, таким именем я хочу назвать себя на страницах этой книги. Всё-таки я не хочу, чтобы исповедь о не самом красивом в жизни поступке нанесла вред моей репутации. Можете списать это на трусость, а можете на желание иметь возможность и дальше помогать моим пациентам и тем самым искупить свою вину. В настоящее время я врач-психиатр с солидным стажем работы. Но к моменту моего знакомства с автором дневника я был только лишь интерном. Я увидел его в первый же день работы в первой же моей клинике, так что можно сказать, моя медицинская практика началась именно с него. Но обо всём по порядку.

      В начале я должен сказать пару слов о себе: почему я выбрал такую профессию. Считается, что мы, психиатры, какие-то особенные люди, и в нас есть что-то общее с нашими пациентами. Не стану говорить за всех своих коллег, но в отношении меня это совершенно не справедливо. Напротив, сколько я помню себя, я был поразительно, как-то сверхъестественно нормален. У меня никогда не было ни единой причуды. Я был лишён навязчивых идей, свойственных многим детям, всепоглощающих увлечений и страхов. Я не был ни страстным коллекционером каких-нибудь безделушек, ни фантазёром. Я был рассудительным, реалистичным, склонным к прагматизму ребёнком. Я хорошо учился, чтобы потом найти хорошую работу, активно занимался спортом, чтобы быть в форме и не болеть. Но к музыке, искусству и книжкам меня никогда не влекло – всё это я считал пустыми и бесполезными занятиями. В юности я заводил романы с девчонками, но головы никогда не терял. Они были для меня лишь приятным способом провести время, а не объектами преданной любви.

      И мне не было скучно. Напротив, я гордился своей нормальностью, а ко всем «ненормальным», коих мне встречалось великое множество, относился с пренебрежением. Мне нравилось над ними подтрунивать, и вскоре это сформировало мою особую манеру шутить. Окружающим нравилось моё колкое остроумие. Меня считали «юморным парнем» и искали моего общества. Моя популярность усиливалась, потому что на моём обаянии был лёгкий налёт цинизма. В то же время я был умён и наблюдателен. Мне удавалось подметить самые сокровенные слабости и придумать жертве особенно меткое и уничижительное прозвище (в компаниях мы частенько перемывали все косточки тем, кого с нами не было). И я посчитал, что эта моя наблюдательность поможет мне в постановке диагнозов. Действительно, где ещё так пригодится моя феноменальная нормальность, как не в психиатрии?

      Потому я и выбрал медицинский вуз, и, с отличием его окончив, попал в клинику доктора Дроздова.

      «Тебя направляют туда как лучшего на потоке, – говорили мне профессора, но напоследок проводили следующими напутствиями: – Симон Серафимович – выдающийся врач и блестящий профессионал, но будь готов – человек он необычный. Таких общим аршином не мерят (они тоже заметили мою необыкновенную нормальность). У него свои методы, к которым ты, быть может, не сразу привыкнешь. Но если вы с ним сработаетесь, то ты никогда не пожалеешь!»

      Потому, направляясь тем весенним утром в первый раз в клинику, я был не на шутку заинтригован. С одной стороны, раз мой начальник не лишён странностей, над которыми я привык иронизировать,