Дорога памяти. Софья ПрокофьеваЧитать онлайн книгу.
старший из военных. – Вам завезут еще двадцать холстов. Только уж постарайтесь без халтуры. Думаете, если вы из Москвы, так вам можно писать тяп-ляп?
Внизу в узком окошечке папа получил какие-то деньги, и мы, очень довольные, отправились домой.
У нас появилась на обед капуста и еще что-то съестное. Конечно, ни мясо, ни масло мы купить не могли, старались растянуть «панфиловские» деньги, не знали, будут ли еще какие-то заработки.
Папе прислали еще холсты на подрамниках. Он томился, но старался писать как можно тщательней.
Я удивлялась: почему Панфилов? Почему всюду его портреты?
Мы как-то пошли с папой в кинотеатр «Алатоо», и я увидела на парадном месте написанный папой знакомый портрет.
Впоследствии я узнала, что хотя генерал Панфилов родился в поселке Петровское где-то под Саратовом, здесь, во Фрунзе он формировал дивизии из новобранцев. Вместе с ними он отправился под Москву, когда немцы были уже совсем близко.
Они проявили истинную доблесть. Подвиг двадцати восьми панфиловцев вошел в историю. Генерал Панфилов погиб вместе со своими бойцами 18 ноября 1942 года.
Зима выдалась холодной, но не это наполняло нашу неуютную комнату тоской и тревогой. Сережа был мобилизован, отправлен на фронт под Сталинград, и от него перестали приходить письма.
Мама, всегда такая сдержанная, не могла скрыть от нас мучительного беспокойства и ожидания. Сердце у нее было слабое, больное. Она стала больше лежать на освободившемся Сережином месте. Писем не было месяца три, а то и больше.
Однажды, когда папа получил очередные деньги за портреты, я купила маме на рынке пачку «Беломора». Мама курила с той самой папиросы с опиумом, которую ей дал когда-то ее друг доктор в Омске в ночь, когда умер ее муж Валентин Александрович Яковлев.
Во Фрунзе она курила дешевый табак, делая самокрутки из газетной бумаги. Я думала, она хоть немного обрадуется пачке «Беломора». Но ей было все равно.
Я бесконечно любила маму и страдала, не зная, чем ее утешить, успокоить. Она еще больше похудела, лицо ее отдавало нездоровой бледностью.
И вот, наконец, первое письмо от Сережи.
Память, независимо от нас, своевольно выбирает что-то особенно яркое и выразительное и порой навсегда прячет в своих тайных закромах.
Сережа в числе прочего описывал пленных немцев. Запомнила на всю жизнь. Молодой немец с отмороженными по локоть руками. Ему становилось легче, если он на морозе подставлял свои обреченные руки под струю ледяной воды, льющуюся из колонки.
Женщины из соседних полуразрушенных деревень приходили, приносили пленным кой-какую еду. Подкармливали их и проклинали.
Мама ожила и не обращала внимания на неустройство нашей жизни.
Больше всего нас изводило несметное множество клопов, которыми был заражен весь дом. Соседи нас научили зажигать «мигалку» – баночку с техническим маслом и веревочным фитильком. Я обжигала каждый вечер полчища клопов, гнездившихся повсюду. Но они приноровились ползать по потолку и ловко падать прямо на спящих.
Весной