Улыбка химеры. Татьяна СтепановаЧитать онлайн книгу.
накануне, приглашал. В отличие от москвича Свидерко Биндюжный, как и Никита, был областник. Знакомы они были давно. Оперативником Биндюжный слыл весьма толковым, даже, как говорили, талантливым. К тридцати годам, поощряемый руководством, дорос до начальственных высот в районном отделе милиции.
Но счастье оказалось переменчивым. В результате серии крупных катастрофических неудач личного плана (скандальный развод с женой, которая сразу же бессердечно выскочила замуж за его товарища, благополучно родив ему близняшек-двойняшек) Биндюжный запил.
Освободить его от стойкой зависимости не смогли ни уговоры и увещевания друзей, ни грозные выговоры начальства. Биндюжного понизили в должности снова до рядового опера и сослали в «отстойник» – Скарабеевское отделение милиции, слывшее в районе тихим, отсталым углом.
От прошлой жизни у Биндюжного сохранился в Скарабеевке скворечник на шести сотках в полудохлом садовом товариществе, где он теперь и обитал летом и зимой, ржавые «Жигули», дворняга Химка и плешивый больной медвежонок Хоттаб, которого спас от браконьеров и подарил Биндюжному двоюродный брат-лесник.
Правда, кроме дома-скворечника, на шести сотках у Биндюжного, к счастью, имелась еще и баня. Он срубил ее собственноручно, угробив на этот каторжный труд весь свой отпуск. В эту самую новенькую, пахнущую сосной и липой баньку он и настойчиво зазывал встречать новый век всех своих друзей-корешков. И съехалось их 31 декабря в Скарабеевку немало.
Париться – жестоко, всей ордой начали еще с вечера. К бане подогнали колосовскую «девятку» и врубили на полную мощность магнитолу, чтобы за мыльной суетой не пропустить бой курантов.
Ровно с двенадцатым ударом вспомнили и о «господах офицерах» (кто-то сказал «товарищи»): разливали по кружкам, стаканам, ковшам, котелкам, зычно оглашая тосты. Потом снова жарко хлестались вениками и снова разливали, наполняли, оглашали: за присутствующих, за отсутствующих, за тех, кто на службе, дежурстве и в Чечне, за плавающих и путешествующих (Свидерко вдруг после третьего стакана с тревогой вспомнил о путешественнике Федоре Конюхове и предложил по-быстрому выпить за то, чтобы тот, не дай бог, не утонул в своем Тихом океане), за женщин (увы, их пока еще не было на этом банном мальчишнике), за настоящую любовь.
Последний тост заставил многих загрустить. Свидерко, например, вспомнил загадочную женщину-экстрасенса, пришедшую к нему в розыск с заявлением о краже сумочки из каюты теплохода во время плавания по маршруту Москва—Плес. Он дважды потом расспрашивал ее о приметах похищенных вещей, но так и не посмел открыться во внезапно вспыхнувшем чувстве.
Биндюжный, подкидывая дрова в раскалившуюся докрасна печку, вспомнил, как они жили с бывшей женой. Неплохо ведь жили, блин! И что ей было надо?
А Никита… Если бы Катя, находившаяся в это время далеко-далеко за лесами, за полями, снегами и сугробами, узнала о том, как встречает новый век начальник отдела убийств, она наверняка бы удивилась некоторой поразительной схожести деталей ритуала этой